- Вот видите, - впервые за весь разговор Петров судорожно сглотнул шершавый комок - так пересохло во рту. - А я знал только одно: этот человек живет революцией. Он виделся мне, словно пророк, в развевающейся белой одежде, истощенный голодом и жаждой. Я был им болен, Александр Васильевич! Так в детстве болеют Айвенго или Робин Гудом! Дети, видите ли, идеалисты... Я когда учительствовал в деревне, малышей в классы брал - все равно сидят в избах без надзора... Знаете, чему я более всего поражался? Тому, как и что они рисовали, получив в руки цветной мелок - я это чудо специально из Москвы выписывал... Уж если у них кто герой - это обязательно красавец, рыцарь без страха и упрека, если силач - так нет никого сильнее... А когда меня в Париж привезли, когда начали таскать по революционным салонам, чтобы я демонстрировал свой протез, когда встретился с Борисом Викторовичем, пообщался с ним, так даже сон потерял с отчаянья... Это он здесь подвижник террора, а там ходит по кабакам с гвоздикой в петличке фрака и табун влюбленных дурочек за собою водит попользует и бросит, хоть на панель иди... Разве может человек идеи в Петербурге быть одним, а в Париже прямо себе противуположным?! Мы здесь ютимся в сырых подвалах - и счастливы, ибо верим, что служим революции, а Чернов на Ваграме целый этаж занимает, семь комнат, барский апартамент! Вот поэтому, вернувшись в Россию ставить террор на Волге, попав к вам в руки, я в одиночке отчетливо вспомнил Париж и моих т о в а р и щ е й по борьбе... Вспомнил, как они меню по десять минут разглядывали, прежде чем заказывать ужин, как вино пробовали, что им лакей поначалу наливал в рюмку для дегустирования, и сказал себе: "Эх, Санька, Санька, дурак же ты на самом деле! Ты этим барам от революции ногу отдал, а теперь голову хочешь положить за их роскошную жизнь?!" Вот, собственно, и все... Попросил ручку и написал письмо в охрану...
Герасимов накрыл своей ладонью холодные пальцы Петрова:
- Александр Иванович, не казните себя. Лучше поздно, чем никогда. Я рад знакомству с вами. Спасибо сердечное за предложение сотрудничать с нами. Давайте думать, какую сферу работы вы намерены взять?
Петров ответил не задумываясь:
- Я бы хотел бороться против боевой организации эсеров.
- Это очень опасно, Александр Иванович, вы же знаете, чем может кончиться дело... Если революционные баре поймут вашу истинную роль - патриота державы, ставшего на борьбу против новых жертв, сплошь и рядом ни в чем не повинных, дело может кончиться казнью...
- То, к чему я пришел, окончательно. Согласитесь вы с моим предложением или нет, но я все равно сведу с ними счеты.
Герасимов заметил, как в глазах Петрова п о л ы х н у л о; такой не отступит; господи, а ведь это находка; хоть какая-то замена Азефу; если сделать его настоящим другом, если он поверит мне до конца, он сможет то, чего не успел Евно, а время в империи такое, что без террора не удержаться, надо постоянно п у г а т ь...
- Хорошо, Александр Иванович, ваше предложение принято. Теперь давайте думать о главном: как вас вытащить из тюрьмы? Вы же до сих пор сидите в карцере саратовской каторжной - для ваших друзей и знакомцев... Как будем решать вопрос с побегом?
- Думаю, всю нашу группу надо пускать под суд... Получим ссылку на вечное поселение, а уж оттуда - обратно, к вам... Полагаю, коли сошлют в селение, где нет политиков, это можно будет провести в лучшем виде, с вашей помощью.
- Ни в коем случае, - отрезал Герасимов. - С вами по делу идут Гальперин, Минор, Иванченко, букет террористов... Они тоже могут податься в побег, и тогда возможны новые жертвы... Нет, это не годится - пусть маленькие Савинковы получат свое сполна... А вот если вы попробуете симулировать сумасшествие...
- Как так? - не сразу понял Петров.
- Я дам вам книжки по психиатрии... Почитаете пару-тройку дней, вернетесь в саратовский карцер и сыграете п р и д у р к а... Просите свидания с вашей женою - королевой Марией Стюарт... Жалуйтесь, что вам мешают закончить редактирование Библии...
- Только Бартольда освободите, - задумчиво сказал Петров, - мне без него трудно... Он ведь как нянька мне... Хоть и барин, но человек чистейшей души, последнюю гривну отдаст товарищу, хоть сам голодать будет...
- С Бартольдом, думаю, вопрос решим... В конце концов, он не террорист, его действительно можно отправить на административную высылку...
- Спасибо... Поймите, это не прихоть, это для нашего дела нужно. Одному бежать - всегда подозрительно...
- Бартольд согласится помогать вам в вашем новом качестве?
Петров даже взмахнул руками:
- Господь с вами! Что вы?! Он наивный человек, взрослый ребенок, он с малышами в пряталки играет, боится, чтоб его сразу не нашли! Как можно?!
- Хорошо, Александр Иванович, считайте, что этот вопрос улажен.
- А как быть со мною? - Петров вдруг усмехнулся, обнажив прекрасные, словно белая кукуруза, зубы. - Ну потребовал я, чтобы Марию Стюарт впустили в камеру, ну отказали мне, а что дальше?