Горгона и генерал

Была бы её воля — она бы ударила его дубинкой и оттащила за волосы в какую-нибудь пещеру, завалила бы вход большим валуном и не выпускала бы на волю долго-долго.

Но сейчас были дела поважнее.

— Пойдем, — отрываясь от него с болью, как от ободранной кожи сказала Гиацинта и, взяв Траппа за руку, повела наверх.

Просторная комната была залита солнечным светом, и кружевной полог откинут наверх, позволяя летнему свежему воздуху свободно обволакивать ажурную детскую кроватку.

— Полюбуйся, — скрестив руки на груди обвиняющим тоном объявила Гиацинта. — Твоя дочь.

Няня, дремавшая в кресле у окна с шитьем на коленях, встрепенулась.

Трапп осторожно, едва не на цыпочках, приблизился к кроватке и, вытянув шею, заглянул внутрь.

У него стало такое глупое, счастливое, потрясенное, восхищенное, изумленное и беззащитное лицо, что Гиацинта испытала острый укол ревности.

Как бы то ни было, теперь она всегда будет на втором месте, и с этим уже ничего не поделать.

У Траппа было огромное, как он сам, сердце, но даже оно не могло принадлежать сразу двоим.

Склонившись, он продолжал взирать на младенца, и, черт его побери, на его глазах выступили слезы.

Гиацинта подошла к ним ближе.

— Можно её разбудить? — спросил Трапп взволнованно. — Я хочу увидеть её глаза.

— Нельзя будить спящих детей! К тому же, рассердить эту девчонку легко, а вот усмирить — невозможно, — предупредила Гиацинта. — Лучше подождать пятнадцать минут, когда наступит время кормления. Что?.. — спросила она, рассердившись на его быстрый, внимательный взгляд, коснувшийся её лица. — Я консультировалась с Алисией. Она сказала, что детям нужен режим.

— Как ты её назвала? — спросил Трапп, снова обращая всё свое внимание на безмятежное спящее личико.

— Никак, — пожала плечами Гиацинта. — Я не была уверена, что имею право давать ей имя. Но иногда я называю её Катариной.

— Катарина, — повторил Трапп задумчиво, словно пробуя это имя на вкус. — Ты такая красивая, Катарина, — прочувствованно проговорил он, — я буду любить тебя вечно.

Гиацинта сглотнула, в животе стало жарко-жарко, и она не удержалась от того, чтобы положить руку на плечо генерала.

— Я схожу на кухню за молоком, — сказала Магда, вставая с кресла.

— У нас нет кормилицы? — огорчился Трапп.

Гиацинта смерила его презрительным взором.

— У нас есть три няни, Эухения и молоко Алисии. Кормилицы у нас нет.

«И только посмей мне что-нибудь сказать», — мысленно продолжила она.

На самом деле они перебрали трех кормилиц, но одна вдруг уехала в деревню, вторая заболела, а у третьей ни с того ни с сего кончилось молоко. Тогда Гиацинта плюнула на это дело и договорилась о поставках с Алисией.

Несколько раз в день из дома Траппов прибегал мальчик-посыльный, принося контрабандный напиток.

Сделка хранилась в строжайшем секрете от мегеры, которая по какой-то причине считалась генеральской женой.

— Ну нет кормилицы и нет, — покладисто согласился Трапп и сжал ладонь Гиацинты на своем плече. Потом потерся о неё щекой и легко поцеловал. — Моя дочь, — сказал он. — Ты можешь в это поверить?

— Конечно могу. У этого ребенка, — сухо уведомила она, — голос, как у гренадера, и упрямство, как у ослицы. В вашем родстве можно не сомневаться.

Трапп засмеялся так довольно, словно услышал самую лучшую похвалу.

Вернулась Магда с рожком подогретого молока.

— Хотите её покормить? — предложила она генералу.

Он закивал с такой готовностью, что как только у него голова не оторвалась.

— Как страшно, — доверчиво признался он Гиацинте, — вдруг я её сломаю?

— Да, получилось бы нескладно.

Магда осторожно передала младенца генералу. Катарина уже беспокойно причмокивала губами, еще не проснувшись окончательно, но уже предчувствуя молоко.

Присев в кресло, Гиацинта задумчиво глядела на Траппа с младенцем на руках.

Картина, как ни странно, была очень правильной.

— Она посмотрела прямо на меня! — ахнул генерал. — Дорогая, она пьет молоко! Господи, это чудо, — он помолчал, наслаждаясь моментом. Потом спросил куда более грустно: — А Лиза?..

— Её похоронили на городском кладбище. Питер покажет тебе где.

— Как печально. Она была славной.

Это было правда печально. Если бы эта женщина осталась живой, у Гиацинты было бы куда меньше хлопот.

Когда дочь Траппа покончила с молоком, она повозилась, поморгала, открыла свой крохотный рот и начала вопить.

Гиацинта невольно рассмеялась, увидев, как испуганно подпрыгнул великий генерал.

— Не пугайся так, — пытаясь перекричать трубный рев, воскликнула она, — доктор говорит, что эта девица так проявляет характер. Ребенок абсолютно здоров.

Трапп торопливо вручил девочку няне.

— Это ненадолго, — утешила его Гиацинта, — минут на десять. Потом это чудовище станет опять человеком. Хочешь, мы перейдем в более тихое место?

— Да, пожалуйста, — взмолился Трапп.

— Мужчины, — подмигнула она девчонке, — всегда сбегают от трудностей. Запомни это, крошка Кэт, и в жизни рассчитывай только на себя.

Трапп оскорбленно нахмурился, потом рассмеялся и протянул руку Гиацинте.