Горгулья

— Ха! Кому другому расскажи! Ты-то знаешь: бояться нужно не собак, а более страшных вещей. — Она легко опустила руку мне на грудь, с какой-то непонятной нежностью. Я поежился — не от одного прикосновения, но еще и от блеска ее глаз. — Тебя терзает жестокий соблазн убить себя; не стану утверждать, что виню тебя. Однако сейчас не время и не место для подобных занятий.

С чего она об этом заговорила? Нужно сменить тему!

— Хорошо выглядишь для своих семи сотен лет.

— В отличие от тебя! — фыркнула она, смерив меня взглядом. Впервые кто-то осмелился шутить о моих ожогах. — Так что, ты думаешь, мне делать с сердцами?

— Думаю… — Я умолк, чтобы ей показалось, будто я старательно обдумываю вопрос, хотя на самом деле собирался с силами для следующего долгого предложения. — Думаю, их следует отдать законным владельцам.

Она широко распахнула глаза, как будто я попал ключом в секретную скважину, и я вдруг испугался, что ошибся кнопкой на приборной панели безумия. Однако столь же быстро внезапное воодушевление сменилось подозрительностью. Она медленно обошла мою кровать и пропела что-то на иностранном языке. «Jube, Domine benedicere».[4] Латынь? Последовала краткая беседа; она говорила в воздух, на непонятном мне языке, а потом ждала неслышных мне ответов. Завершив этот первый воображаемый разговор, она низко поклонилась и отошла к другому краю кровати, где повторила все представление заново. Потом у третьего угла. Каждый разговор завершался так же, как и начинался: «Jube, Domine benedicere». Она вернулась туда, откуда начала обход, но уже не выглядела встревоженной.

— Три Наставника подтвердили мне, что это именно ты. Это ради тебя я довела до совершенства свое последнее сердце!

Сами слова явно вызвали в ней невероятное волнение. Она едва не заплакала, когда добавила:

— Я так долго ждала!

И как раз в этот миг Бэт раздвинула шторы. Она поразилась, обнаружив посетительницу (спустя столько одиноких недель!), но удивление быстро сменилось тревогой — в глазах незнакомки медсестра заметила блеск безумной радости. Потом Бэт осознала, что, хотя на гостье халат, он не того зеленого оттенка, какие выдают посетителям, а более темного, как у пациентов, и что на ней специальный браслет, цветом обозначающий пациента из отделения психиатрии. Бэт, настоящая профессионалка, не стала выгонять гостью сама, а просто вошла к нам, чтобы не оставлять меня с ней наедине. И тут же вызвала санитара — «проводить даму» назад, в психиатрическое отделение.

Я чувствовал, что бояться нечего, да и, честно говоря, приятно было получить эту мини-инъекцию безумия в удушающе-стерильной атмосфере палаты. До появления санитара, у нас было несколько минут; мы с незнакомкой спокойно продолжали разговор, а Бэт внимательно за нами присматривала из дальнего конца комнаты.

Гостья шепнула мне, стараясь, чтобы никто не услышал:

— У нас есть общая знакомая.

— Сомневаюсь.

— Ты видел ее только раз, в толпе. Она не может говорить, — шептала девушка, наклоняясь ближе. — Но ты дал ей знак.

— Какой знак?

— «Ты хотел узнать, откуда у тебя шрам?» — Гостья моя протянула руку к груди, и мне показалось, что она прикоснется к тому же месту, где был и мой шрам, однако она только безуспешно искала пропавший кулон.

Как сумела незнакомка столь точно угадать слова из той записки, что я получил на авиашоу? Ну ладно, я разумный человек, рационалист… Произошло странное совпадение.

Совпадение! И чтобы доказать это, я попытался увести разговор в сторону.

— У меня все тело в шрамах.

— Я говорю не об ожогах. Тот шрам, с которым ты родился, шрам над сердцем.

Но тут появился санитар и стал уговаривать гостью уйти. Бэт помогала, собственным телом теснила ее к дверям.

Голос мой был еще слаб, но я постарался вскрикнуть как можно громче:

— Откуда ты знаешь?

Девушка обернулась ко мне, не обращая внимания на чужие руки, хватавшие ее за локти.

— От таких, как мы, всегда проблемы: мы не умираем по-настоящему.

На этих словах санитар увлек ее прочь из палаты.

Для всего есть логическое объяснение; следовательно, найдется объяснение и тому, что посторонней женщине известно о моем шраме.

Объяснение первое: удачная догадка.

Объяснение второе: меня разыгрывает приятель; кто-то решил развлечься и подослал ко мне актрису в образе душевнобольной пациентки, знающей интимные подробности моей жизни. Недостатки этой гипотезы: а) никогда и никаким приятелям я не рассказывал про случай на аэродроме; б) у меня не осталось друзей, способных на подобные розыгрыши.

Объяснение третье: этой даме нравились порнографические фильмы с моим участием, и она запомнила, что на груди у меня есть шрам. Сей факт прекрасно задокументирован на целлулоидной пленке, поскольку я никогда не увлекался маскирующим макияжем (в нашем деле слишком часто потеешь). Однако в больнице я лежал не под порнопсевдонимом, а под своим настоящим именем, и, учитывая мой внешний вид, никто не смог бы узнать в ожоговом пациенте человека, которым я был когда-то.