Горячее сердце

— Вон тот — с усиками и бородкой клинышком — Мисюревич… Я вам о нем говорил… Помните?.. Служил в Минусинской контрразведке. Вместе с Порватовым… Поляк. Четыре брата в Польше. Один из них был помощником военного атташе польской миссии в Москве… А рядом с ним — Крылов… Бывший профессор горного института в Свердловске, инженер Союззолота.

Шепот раздражал сидящих неподалеку. Кто-то попросил:

— Господа, пожалуйста, помолчите…

Пальчинский продолжал:

— Нам удалось помочь «Ленагольдфильдс» получить сибирские прииски в концессию. К нам обращается за помощью англо-русский платиновый синдикат. Он просит сдать в концессию прииски на Урале. Франция также не оставила мысли попасть на Каменный пояс… Предлагаю выехать за границу господину Левицкому, чтобы сделать обстоятельный доклад главам синдиката.

Соколову стало не по себе. Ему показалось, что все это снится. Идет конец двадцатых годов, все в стране друг друга называют товарищами, а здесь все еще — «господа».

После заседания он предложил Доменову пойти в ресторан:

— Надо отвлечься… Слишком хмуро и на улице, и на душе.

— Извините, Николай Павлович, не смогу… У меня свидание. Да не подумайте что-нибудь… С хорошенькой машинисткой из Союззолота. Давняя привязанность. Я вас с ее подружкой как-нибудь сведу. И про Тоню забудете. Девица — огонь! А пока простите. Вернусь поздно. Или утром. Не ждите меня. Ложитесь спать… Адью… — Доменов раскланялся.

Соколов кинул вдогонку:

— До свидания!..

Он догадывался, что Доменов спешит не на свидание с женщиной — не то настроение. Но кто его ждал?..

Соколов не мог знать, что Доменов спешит на Большую Калужскую, к своему родственнику — за почтой из-за рубежа.

Соколов направился в гостиницу. Одному идти в ресторан не хотелось.

Глава тринадцатая

Доменов. Чарин. Соколов.

Москва еще просыпалась. Северный ветер будил деревья. Они зябко поеживались, встряхивались, пытались отмахнуться or надоедливого ветра. И оттого на землю осыпались листья.

Невыспавшиеся, неулыбчивые дворники недовольно поглядывали на дрожащие ветки: едва успеешь смести ржавчину сентября, как тротуар и мостовая снова покрывались желтыми пятнами.

Над крышами светлело. Последняя стайка облаков улетела на юг. День обещал, несмотря на холодный ветер, порадовать солнечной погожестью.

Раньше бы Доменов обязательно полюбовался медленным кружением листопада. Но сегодня он ничего не замечал. Он торопился, почти бежал, давило сердце, он задыхался. Он проклинал тот день и час, когда связался с Пальчинским, неуравновешенным, самовлюбленным «верховодом». Доменов забыл, что еще вчера он восторгался Пальчинским. Он костерил «Клуб горных деятелей», все эти сливки дореволюционной горной инженерии. А ведь он считал, это престижно — бросить: «Я был в «Клубе горных деятелей»!»

«Идиот, идиот, — ругал себя Доменов, — как я мог забыть слова: «Если встанешь на пути у народа, он сомнет, сметет с дороги». Ах, бедный батюшка, ты был все-таки прав! А мы встали на пути у народа! Встали! Зачем? Советская власть отняла богатство, но не отнимала жизни. А он, идиот, нырнул в глубины контрреволюции! Это давало временное ощущение силы, борьбы, возможности оправдаться перед самим собой, что теперь он не трус! Что он не предал Марию, просто их пути разошлись, они стали идейными врагами! Так что же ты ноешь, что тебя сомнет народ? Ты враг, а врагов уничтожают!.. Ох, какой сумбур в голове! Это же бред! Надо взять себя в руки».

Но успокоиться Доменов не мог и опять ругал себя последними словами: «Близорукий дурак, недальновидный болван! Как же ты мог поверить Пальчинскому, что нас никогда не раскроют при строгой конспирации!»

Ему вспомнилось первое заседание «Клуба горных деятелей»… Зимой… Шел снег… Было скользко… Декабрь двадцать третьего или январь двадцать четвертого? Разве это важно? Он пришел на Кропоткинскую, 16… Заседание открывал Пальчинский. Он убежденно витийствовал:

— ВСНХ не в состоянии восстановить промышленность на непрерывно обесценивающиеся дензнаки. Введенный червонец едва ли будет устойчив, он не имеет металлического обеспечения и обеспечения активным балансом внешней торговли… Только частный капитал, главным образом концессионный, сумеет быстро восстановить горную промышленность и вообще всю промышленность! А частный капитал расшатает Советскую власть, ее экономику, приведет к реставрации нашей России. Мы призваны помочь этому. Нам скажет спасибо многострадальный русский народ. Мы оставим Федерацию Советских республик, но без диктатуры пролетариата и ВКП(б). В Советы войдут все сословия, в том числе — промышленники. Руководить государством будем мы, техническая интеллигенция.

И далее Пальчинский наставлял:

— Никакого открытого вредительства. Это опасно. Мы должны задерживать хозяйственное строительство… Как задерживать? Первое. Скверным выполнением обязанностей работников хозорганов. Второе, поощрением неудачных мероприятий власти.

Пальчинскому не хватало пальцев, столько было пунктов в его программе.