Горячие деньги

Он смотрел на меня в упор, и я легко мог догадаться, какие ужасные предположения роятся сейчас в его голове. От страха воображение у него разгулялось.

– Заходи в комнату, – сказал я. – Коридор – не место для подобных разговоров.

Малкольм глянул на ключ, испуганно окинул взглядом опустевший коридор, почти готовый кинуться бежать от меня.

Я повернулся к нему спиной и решительно направился обратно к лестнице.

– Ян! – крикнул он.

Я остановился и обернулся.

– Вернись, – попросил Малкольм.

Я медленно пошел назад.

– Ты говорил, что веришь мне.

– Мы не виделись три года… и я сломал тебе нос…

Я взял у него ключ и отомкнул дверь. Думаю, я бы тоже стал таким подозрительным, если бы меня дважды за последние пять дней пытались убить. И я определенно вхожу в число тех, кого можно подозревать. Я включил свет и первым прошел в комнату, в которой на этот раз не было никаких притаившихся убийц.

Малкольм вошел следом, немного успокоившись, и закрыл за собой дверь. Я задернул тяжелые полосатые шторы на окнах и быстро осмотрел просторную, но несколько старомодно обставленную комнату: широкая кровать и пара кресел в старинном стиле, дверь в ванную.

В ванной убийц тоже не оказалось.

– Ян… – начал Малкольм.

– У тебя не найдется немного виски? – спросил я. В прежние времена он всегда брал с собой в дорогу бутылку-другую.

Малкольм махнул рукой в сторону комода, где я и нашел полупустую бутылку, погребенную в куче носков. Я принес из ванной стакан и налил ему. Этой дозы хватило бы, чтобы успокоить слона.

– Ради Бога… – начал Малкольм.

– Сядь и выпей это.

– Ты что это раскомандовался!?

Но он все же сел и дрожащей рукой поднял стакан, стараясь, чтобы стекло не стучало о зубы.

Я продолжал уже не таким приказным тоном:

– Если бы я хотел твоей смерти, я не помешал бы той машине сбить тебя сегодня ночью. Я мог бы отпрыгнуть в другую сторону… подальше от неприятностей.

Казалось, Малкольм только сейчас заметил кое-какие последствия нашего спасения.

– Твоя нога… – сказал он. – С ней все в порядке?

– Нога – да. А вот брюки… Можно одолжить одни из твоих?

Он указал на шкаф, где я и обнаружил еще один костюм, почти неотличимый от того, который был сейчас на Малкольме. Я на три дюйма выше отца и гораздо стройнее, но, когда я вдел в брюки ремень и потуже затянул, в целом получилось вполне прилично. Во всяком случае, лучше, чем в дырявых.

Малкольм молча наблюдал за моим переодеванием. Он ничего не сказал, и когда я позвонил вниз и попросил подготовить документы Малкольма Пемброка к выписке. Отец еще отхлебнул из своего стакана, но непохоже было, чтобы виски его сильно успокоило.

– Я соберу твои вещи? – предложил я.

Он кивнул и налил себе еще. Я тем временем достал его чемодан, положил на кровать, откинул крышку и стал укладывать вещи. Тот набор, что Малкольм прихватил с собой из дому, красноречиво говорил о его состоянии во время бегства: десяток пар носков – и ничего из нижнего белья, дюжина рубашек – но нет пижамы, два махровых банных халата – и ни одной пары сменной обуви. На совершенно новой электробритве в ванной еще сохранился след от этикетки. При этом Малкольм не забыл свой любимый старинный набор расчесок с золотой и серебряной инкрустацией. Здесь были все восемь, включая две щетки для одежды и обуви. Все это я аккуратно сложил в чемодан и захлопнул крышку.

– Ян! – окликнул Малкольм.

– Да?

– Можно ведь было заплатить убийце… Ты мог внезапно отказаться от своих планов сегодня вечером… в последнюю минуту…

– Это не тот случай, – возразил я. Мой прыжок, спасший жизнь Малкольму, был подсознательной реакцией на опасность. Я не просчитывал ничего заранее и даже не осознавал реальную опасность. Мне просто повезло, что я отделался какой-то ссадиной.

Малкольм сказал почти умоляющим тоном, с трудом выталкивая слова:

– Ведь это был не ты, кто… Мойру… и меня, тогда, в гараже?.. Скажи, что это был не ты…

Я не знал, как его убедить. Он знал меня лучше, жил со мной дольше, чем с любым другим из своих детей, и если его доверие ко мне настолько уязвимо, ничего хорошего не получится.

– Я не убивал Мойру, – сказал я. – Если ты поверил, что я мог это сделать, ты должен верить, что сам способен на такое. – Я помолчал и добавил: – Я не желаю твоей смерти, я хочу, чтобы ты жил. Я никогда не замыслю против тебя дурного.

Мне пришло в голову, что на самом деле Малкольму сейчас очень хотелось услышать, что я люблю его. Поэтому, невзирая на то, что Малкольм мог запросто посмеяться над такими словами, и вопреки всем привычкам, вколоченным в меня с детства, я решил, что отчаянное положение требует отчаянных решений, и сказал:

– Ты – замечательный отец… и… э-э-э… я люблю тебя.

Малкольм прищурился. Подобного заявления он явно не ожидал. Может, я и переусердствовал немного, но его недоверие очень больно меня ранило.

Я продолжил, гораздо более свободно:

– Клянусь Призом памяти Куши Пемброк, что никогда и волоска не тронул бы на твоей голове… это относится и к Мойре, хотя я действительно ненавидел ее.

Я взял с кровати чемодан.

– Ну что, мне остаться с тобой или нет? Если ты мне не доверяешь, я возвращаюсь домой.