Горячие деньги

Оставив свет гореть в гостиной и на кухне, я вышел к Малкольму, который начал выбираться из машины, когда увидел меня. Я махнул ему рукой, чтобы садился обратно и скользнул на сиденье рядом с ним.

– В чем дело? – спросил отец.

– Может быть, в доме кто-то скрывается.

– С чего ты взял?

Я объяснил свой трюк с дверями.

– Ты выдумываешь, сам не зная что.

– Нет. Кто-то открывал дверь своим ключом и заходил в дом.

Мы не успели поменять замки, мастер должен был прийти завтра утром. Трудно подыскать хорошие новые замки для таких древних дверей, сказал он, и предложил встретиться в четверг, но я отложил это на пятницу из-за Челтенхема.

Малкольм стал ворчать:

– Мы же не можем просидеть здесь всю ночь. Может, эти двери захлопнулись из-за сквозняка – мало ли? Пойдем спать, я смертельно устал.

Я поглядел на свои руки. Они все еще дрожали. Подумал немного. Малкольм беспокойно заворочался на сиденье.

– Я начинаю замерзать. Ради Бога, пойдем в дом.

– Нет… мы не будем здесь ночевать.

– Что? Ты шутишь?

– Я запру дверь, а потом мы поедем и снимем где-нибудь комнату на ночь.

– Среди ночи?

– Да.

Я начал выбираться из машины, но Малкольм схватил меня за руку, требуя внимания.

– Прихвати пижамы и туалетные принадлежности.

Я нерешительно сказал:

– Нет… это небезопасно.

Я не сказал ему, что боюсь, но мне было страшно.

– Ян, это все чистое сумасшествие.

– Было бы чистым сумасшествием позволить убить себя в постели.

– Но из-за каких-то двух дверей…

– Да. Из-за двух дверей.

Наверное, моя тревога передалась Малкольму, потому что он больше не высказывал никаких возражений. Но когда я уже подходил к кухне, отец окликнул меня и попросил хотя бы прихватить из кабинета его портфель.

Я снова прошел через гостиную, хотя колени немного подгибались от страха, включил свет в кабинете, нашел портфель и без приключений вернулся на кухню, оставив все двери открытыми под определенным углом. Может, они помогут нам узнать утром, был или не был в доме ночной гость, ускользнувший от моего осмотра.

Я погасил свет, вышел на улицу, закрыл на замок кухонную дверь и отнес портфель на заднее сиденье машины. Дом стоял темный и безмолвный.

Поскольку снять комнату на ночь людям без багажа легче всего было в Лондоне, тем более в такой час, я вырулил на дорогу к городу и, следуя указаниям Малкольма, вскоре довез нас до «Ритца». Может, мы и убегаем неизвестно от кого, сказал Малкольм, но это не значит, что он согласится ночевать под открытым небом. В «Ритце» он объяснил, что задержался в Лондоне допоздна по делам и решил переночевать здесь.

– Наша фамилия Уотсон. Мы заплатим дорожными чеками, – поддавшись неожиданному порыву, я назвал первое имя, которое пришло в голову, почему-то вспомнив совет Нормана Веста.

Малкольм открыл рот от удивления, потом закрыл и, слава Богу, ничего не сказал. На дорожных чеках можно писать какое угодно имя.

Портье «Ритца» и глазом не моргнул, предложил нам смежные номера (двойные люксы все были заняты), бритвы, зубные щетки и бутылку шотландского виски.

Малкольм молчал почти всю дорогу, я тоже. Я никак не мог успокоиться и все старался убедить себя, что скорее всего я просто чрезмерно подозрителен и, должно быть, сам не так развернул эти двери, и, если кто-то из семьи и побывал в доме, пока нас не было, он уже давным-давно ушел, задолго до нашего возвращения из Челтенхема.

Я мог бы засесть у телефона в Квантуме и, методично обзвонив всех родственников, убедиться, что они спокойно сидят у себя дома. Правда, сперва я об этом даже не подумал, да и вряд ли смог бы это проделать в таком состоянии, как тогда. Малкольм принял свое обычное снотворное – пару стаканчиков виски – и вскоре уже мирно посапывал в кровати. Я тихо прикрыл дверь между нашими комнатами и залез под одеяло, но еще долго не мог уснуть и лежал с открытыми глазами. Мне было стыдно, что я так испугался в доме. Теперь мне казалось, что бояться было совершенно нечего. Надо же! Я без колебаний мчался со скоростью тридцать миль в час и брал высоченные барьеры сегодня утром в Челтенхеме, и вот пожалуйста: дрожал от страха в пустом доме, ожидая, что кто-то выскочит на меня из темноты! «Храбрость – понятие относительное», – язвительно подумал я, отворачиваясь к стене.

Утром мы вернулись в Беркшир, но доехать до самого дома не смогли. Потому что дорога была заставлена машинами – наверное, весь поселок зачем-то собрался сегодня возле Квантума. Везде было полно машин и народу, машины стояли по обе стороны дороги, люди выходили из них и спешили к Квантуму.

– Что, черт возьми, тут творится? – возмутился Малкольм.

– Бог его знает.

Наконец я нашел, куда приткнуть машину, и мы проделали остальной путь пешком.

Нам пришлось протискиваться через толпу, но, когда Малкольма узнали, перед ним расступились, давая дорогу. В конце концов мы добрались до подъездной дорожки… и застыли точно громом пораженные.

В самом начале дорожка была перетянута красной лентой, возле которой дежурил полицейский. Перед домом стояла «Скорая помощь», полицейские и пожарные машины… Толпа людей в форме озабоченно сновала туда-сюда вокруг дома.