Горячий шоколад на троих

Смерть пришла к ней нежданно-негаданно. Она поужинала и удалилась к себе в спальню. Немногим позже Педро встал и отправился к ней пожелать доброй ночи. Тита и Эсперанса, беседовавшие в столовой, ничего не заподозрили, так как спальни располагались поодаль. Педро же поначалу не удивился, услышав, как по ту сторону закрытой двери Росаура пускает ветры. Не желая ее беспокоить, он погрузился в чтение, но шум и вонь все усиливались, и вскоре Педро сообразил, что навряд ли кто-то способен пукать настолько громко. За стеной трещало так, что трясся пол и мигала лампа на потолке. Педро даже подумал, что началась революция, но тут же отбросил это предположение: с чего бы ей начаться, если в стране все спокойно. Шум напоминал тарахтение двигателя автомобиля, но ни один автомобиль в мире не распространял вокруг себя такого зловония.

Но что еще удивительней, даже дым древесного угля, смешанного с сахаром, которым он заблаговременно окурил всю комнату, оказался бессилен перед смрадом, хотя Педро не знал более эффективного средства против запахов.

Еще ребенком он видел, как подобным образом очищали от вони комнату, в которой жил страдающий кишечной болезнью. Встревожившись, Педро подошел к двери, разделявшей обе спальни, и постучал. Ему никто не ответил. Тогда он выбил дверь и обнаружил жену лежащей на полу. Губы у Росауры посинели, глаза вывалились из орбит, тело сдулось, словно напоровшийся на гвоздь мяч. Прямо у него на глазах она испустила последний зловонный ветер. Острая желудочная гиперемия — таков был диагноз Джона.

На похороны собралось совсем мало народу, потому как особо никого и не звали — после смерти зловоние, исходящее от Росауры, усилилось. Но кто не преминул появиться, так это стервятники, которые кружили над похоронной процессией до тех пор, пока гроб не опустили в землю. Лишь тогда, убедившись, что поживиться им не суждено, они с разочарованным клекотом улетели, оставив Росауру покоиться с миром.

А Тита все еще не могла перевести дух. Тело молило ее: остановись! Хватит! Но ей во что бы то ни стало нужно было доделать ореховый соус. Тут уж не до воспоминаний, следовало поторапливаться, иначе поспать ей в ближайшие сутки не светило.

Когда все орехи очищены, смолоть их в ручной мельнице вместе с сыром и сливками. Добавить по вкусу соль и белый перец. Этим соусом полить фаршированные чили, а затем украсить их зернами граната.

НАЧИНКА ДЛЯ ПЕРЦЕВ:

Обжарить лук в небольшом количестве растительного масла. Когда он приобретет золотистый цвет, добавить перемолотое мясо, тмин и немного сахара. Как только мясо слегка поджарится, тушить вместе с ним персики, яблоки, орехи, изюм, миндаль и мелко нарезанный помидор, пока все не станет мягким. Когда смесь готова, посолить по вкусу и подержать еще немного на огне.

Чили обжарить отдельно, очистить от кожи, а затем, сделав надрез, удалить все семена и прожилки.

Тита и Ченча закончили украшать двадцать пять подносов с перцами и поместили их в ледник. На следующий день подносы извлекли и расставили на столе официанты.

Праздник был в полном разгаре, звенели бокалы с вином. Появление на торжестве Гертрудис привлекло всеобщее внимание. Она приехала на «форде» марки «Т». Эту марку совсем недавно запустили в серийное производство. Когда она выходила из автомобиля, с нее чуть не слетела огромная широкополая шляпа со страусовыми перьями. Ее платье с подплечниками выглядело модным и вызывающим. Хуан был ей под стать: элегантная куртка, расшитое золотом сомбреро, узкие брюки. Их старший сын превратился в изящного, словно статуя, мулата с тонкими чертами лица. Шоколадный цвет кожи подчеркивал синеву глаз. Кожу он унаследовал от деда, а голубые глаза — от матушки Елены.

За ними шел сержант Тревиньо, который после революции стал личным телохранителем Гертрудис.

У входа на ранчо все прибывающих и прибывающих гостей встречали Николас и Росалио в праздничных костюмах чарро.[20] Они проверяли приглашения, очень красивые, сделанные Алексом и Эсперансой собственноручно.