Горячка

Тирада, которую Степаныч произнёс у распахнутого холодильника, расшифровке не подлежала. То был символизм столь высокой и чистой марки, что, несмотря на изобилие в нём слов (Да каких!), сама конструкция в целом была абсолютно невербальной, относясь более к сфере музыки, нежели человеческой речи. Впрочем, опытный лингвист, несомненно, мог бы уловить некоторые закономерности этой драматической мелодии и вычленить из неё несокрушимые в своей простоте и ясности образы, пронзающие одновременно сердце и душу пытливого слушателя. Словом, мат стоял кромешный.

Вдоволь наругавшись и нанеся холодильнику ряд проникающих ранений попавшимся под горячую руку ржавым колуном, старик хватил стакан самогона, сел на ступеньках крыльца и закурил. Его взгляд был взглядом солдата, чудом вернувшегося из яростной рукопашной схватки, где пали все его товарищи.

Внимая небу и земле, прикуривая одну папиросу от другой, Степаныч просидел на крыльце до самых сумерек. Мрачные, грозовые тени, пробегали по его окаменевшему лицу. Комары падали замертво испив его почерневшей крови, птицы облетали стороной его участок и даже солнце, кажется, закатилось в тот день на четверть часа раньше должного, дабы не быть более свидетелем этой немой трагедии.

Трудно представить, что испытал наш герой в эти роковые для него часы. Однако даже столь внезапное и чудовищное крушение всех его светлых помыслов не смогло сломить нечеловеческую волю Степаныча. Его трепетное и жадное до авантюр сердце пирата и самогонщика продолжало исправно биться, и старик строил новые планы. Нам, изнеженным и вялым людям XXI века, подобная воля к победе может показаться невероятным, но Степаныч принадлежал к другой, стремительно уходящей эпохе и был одним из лучших из её сыновей.

Когда молодая луна поднялась над торфяными болотами и длинные, острые тени скользнули по умолкшим садам, Степаныч уверенно произнёс:

– И всё-таки, Куликин, я тебя сокрушу! Вот этой самой тухлятиной и сокрушу!

С этими словами Степаныч поднялся, что есть сил потянулся и, точно огромная и нескладная летучая мышь, ринулся во тьму…

Разговоров на следующий день на дачах было невпроворот. О невероятном подвиге Степаныча судачили на пыльных перекрёстках, в шумной толпе у водокачки, в горячей очереди в магазин, и даже на облезлой детской площадке. История обрастала всё новыми и новыми подробностями, но суть её была проста как трёп двух старых приятелей:

– Слышал, Степаныч то (да, да тот самый) сома поймал…

– Не может быть!

– Научный факт… Сам видел…

– Большого?

– Килограмм на десять…

– Где!?

– На дальнем озере…

– Но там же нет сомов! Да и щука почти поизвелась.

– Есть и всегда были… Места нужно знать…

– И как же он ухитрился? На удочку или на спиннинг?

– На жерлицу…

– Ну, дела…

– Поставил он, значит, жерлицу свою, а сам, как водится, на три дня запил…

– А потом?

– А потом, как в себя пришёл малость, пошёл жерличку-то свою проверять, глядь, а там сом…

– Чудеса!..

– Чудеса чудесами, но пока Степаныч горькую пил, сом его успел издохнуть да стух…

– Как?! Совсем-совсем?

– Бесповоротно…

– Обидно!

– Бывает…

Правду знали лишь двое – виновник торжества Степаныч и Колька Афганец, у которого накануне ночью старик и вытребовал необходимую ему снасть. Жерлицы у Кольки были знатные, так что все рыбаки, которые, сначала с недоверием, а потом с восторгом, осматривали невиданный трофей старика, в один голос подтвердили – да, на такую снасть можно и кита поймать, не то, что сома…

Чёрные как южная ночь глаза Афганца лучились затаённым смехом в тот день, но он был нем, как могила, ибо давно уяснил для себя простую истину, что справедливость на этой грешной земле ценится людьми выше любой правды…

К концу знаменательного дня, когда вонь от протухшей рыбы стала совершенно невыносимой, Степаныч, под дружным нажимом соседей, вынужден был прекратить выставку своей необыкновенной добычи. Под возгласы одобрения, он торжественно отсёк гигантскому сому голову, дабы высушить её и повесить на стену, а туловище предал земле под большой, раскидистой яблоней.

Это был полный триумф. Пошатнувшийся было его авторитет первопроходца и знатока местных земель вновь вознёсся до небес, а приглашения заглянуть в гости на «рюмочку чая» посыпались на старика как из рога изобилия. Каждый рыбак от мала до велика считал большой честью скрестить свой стакан с рукой маэстро, а уж от предложений покурить так и вовсе отбоя не было.

Степаныч с удовольствием и знанием дела купался в лучах своей обновлённой славы, которая, однако, не вскружила ему голову. Лишь одно обстоятельство омрачало его блистательную победу. В день, когда Великий Шатурский Сом был явлен миру, подлец Куликин на дачах отсутствовал, по причине разразившегося у него накануне приступом аппендицита!