Гориллы в тумане

Я была беспредельно благодарна Коко за ее невольную помощь, ибо даже восемь суток спустя Пакер не позволяла мне дотрагиваться до нее и не подходила ко мне, что резко отличалось от поведения Коко в первые дни. Пакер, которая, по моим подсчетам, была на год старше Коко, имела более замкнутый характер и сильнее реагировала на малейшие изменения обстановки. Несмотря на попытки убедить Пакер, что ей больше ничего не грозит, она все время была как на иголках, особенно когда рядом с их комнатой или загоном раздавались человеческие голоса или появлялись люди.

Первые попытки подойти ко мне маскировались «защитой» Коко, которую часто приходилось отвлекать игрой от излюбленного занятия — обдирания обивки со стен и потолка. Со временем Коко обнаружила, что обивку можно не только рвать на куски, но и жевать и что, ободрав обивку потолка, она может попасть на чердак. Понадобилось несколько недель, чтобы как следует законопатить потолок и отучить Коко от привычки мочиться с чердака на мою половину.

Когда я, играючи, пыталась оттащить Коко от обивки, Пакер приходила ей на помощь и, с хрюканьем бегая вокруг меня, норовила ударить или укусить за ногу. С одной стороны, могло показаться, что она хотела принять участие в игре или получить свою порцию ласки, но малейшие попытки с моей стороны сделать это рьяно пресекались ею. Такое проявление ревности и несколько психически неуравновешенное поведение вызвало у меня чувство жалости. Очевидно, оно было вызвано травматическими воспоминаниями о поимке и дальнейшем заключении. Испытывая чувство вины, я продолжала уделять основное внимание Коко не столько потому, что та требовала его, сколько потому, что хотела заставить Пакер перебороть замкнутость. Мне казалось, что, как и при соперничестве за еду, соперничество за внимание сыграет положительную роль.

Однажды ночью — с момента появления Пакер прошло почти две недели — она незаметно подкралась к Коко, игравшей со мной на скамье в их комнате. Пакер ухватила Коко за ногу и попыталась стянуть ее с моих колен. Коко стала сопротивляться. Пакер нервно зашлепала губами и принялась отрывать мою руку от Коко. Я осторожно погладила Пакер. Она вздрогнула, оцепенела и отвернулась от меня. Своим прикосновением ко мне Пакер сделала первую попытку войти в контакт с человеком. Два следующих дня она действовала в таком же духе и всякий раз, когда я держала Коко, на мгновение дотрагивалась до моей руки. Как только она приближалась ко мне, я пыталась наложить мазь на гнойные раны на ее руке, но Пакер удавалось увернуться, и на целый день ее доверие ко мне бывало подорвано.

Наконец настал день, когда Коко достаточно окрепла, чтобы можно было выпустить ее побродить среди деревьев и на полянах вокруг лагеря. Что касается Пакер, ее раны еще не совсем зажили, и я боялась, что она не будет меня слушаться. В первый раз мне пришлось тащить Коко на спине, потому что она робела от открывшихся просторов. Даже когда мы залезли на огромную хагению, увитую подмаренником и прочими лакомствами горилл, она не решилась слезть с меня.

За тридцать, минут первой прогулки на «воле» мы отошли от домика на расстояние около 50 метров. Пакер, следившая за нами из загона, тихо заскулила. Постепенно ее хныканье превратилось в громкие рыдания, а когда мы с Коко отошли еще дальше, она стала истерически кричать. Пришлось вернуться, хотя Коко, казалось, не обращала внимания на крики Пакер. Та перестала выть, увидев, что мы возвращаемся, но стоило нам войти в комнату, как Пакер сделала вид, что нас не замечает и якобы занята едой. Ее поведение могло показаться смешным, она удивительно напоминала избалованного ребенка, но я знала, что она вела себя так от отчаяния, и мне ее было очень жаль.

Я еще несколько раз выходила на прогулку с Коко под аккомпанемент криков Пакер. Коко быстро привыкала к окрестностям лагеря, совершенно непригодным для горилл из-за просторных лугов, кудахтающих кур и моей терпеливой и игривой собачки Синди. Коко в восторге бросалась вдогонку за курами и хватала самых нерасторопных за хвост. Ей нравилось ездить на Синди верхом или гонять ее бесконечными кругами до тех пор, пока обе они не валились с ног.

Однажды утром, когда я собиралась вывести обеих горилл на прогулку, в лагерь неожиданно прибыли служащие охраны парка с копьями и ружьями. Гориллы в это время находились в загоне. Малышки в неописуемом ужасе влетели в комнату, забрались на самую верхнюю полку и просидели там весь день, прижавшись друг к другу. Егеря потребовали, чтобы я передала им горилл для отправки в кёльнский зоопарк. Через час мне удалось отправить их восвояси, убедив, что гориллы еще не выздоровели — в случае с Пакер так оно и было. Только через два дня я смогла выманить горилл из комнаты.