— Я прибыл сюда в числе посланцев к вильнюсскому князю — воеводе в связи с угрозой войны…
— О какой войне ты говоришь?
— Адам, неужели ты не слышал, что нам угрожают шведы?
— Шведы? — искренне удивился Коханьский. — Ведь у нас с ними подписан мирный договор. — Заметив изумление и осуждение в глазах друга, Коханьский начал оправдываться.
— Не сердись на меня, Клеменс, ты занимаешься политикой, а меня больше всего интересует математика. К тому же сейчас в Академии новый профессор математики.
— Просто трудно поверить, Адам, насколько ты несведущ в важных политических вопросах. Так вот послушай. Шведский король…
А в это время в зале заседаний Вильнюсской академии собрался учёный совет под председательством ректора ксёндза Кояловича.
— Правдивы ли полученные сведения?
— Достоверность их не подлежит сомнению, — ответил нахмуренный ректор. — Мне пишут об этом из Познани и Варшавы. Наш король Ян Казимир ещё надеется договориться с Карлом Густавом и даже выслал послов в Стокгольм, но шведы, поди, только ради приличия разговаривают с ними, а сами готовятся к войне.
— Шведы, мне думается, направятся на Поморье, мы останемся в стороне, война минет нас, — уверенно заявил профессор теологии.
— Нельзя рассчитывать на это и независимо от того, придут или не придут сюда шведы, мы должны предохранить от разорения имущество монастыря, а главное позаботиться об Академии. Лучших студентов нужно послать за границу, ведь здесь не будет покоя и условий для науки.
— Например, Коханьский — настоящая жемчужина среди моих слушателей!
Ректор доброжелательно посмотрел на профессора математики.
— Вот именно. Если помните, в прошлом году я с похвалой отзывался о Коханьском в «Трёхлетнем каталоге» нашей Академии.
— Я предлагаю послать Коханьского для продолжения образования в Вюрцбург, где преподает знаменитый математик ксёндз Шотт.
— Если все согласны с предложением, я записываю. Коханьский Адам Адаманди — Вюрцбург. Надобно приготовить ему рекомендательные письма.
* * *
Ксёндз Коханьский нечаянно задел книжкой за карманные часы, лежащие на столе. Часы упали на пол.
— Вот тебе на! Теперь они станут, — с раздражением пробормотал ксёндз.
Он поднял часы и машинально приставил их к уху. Часы продолжали тикать, правда, немного по-другому.
Коханьский осторожно приподнял крышку и сразу заметил, что случилось: у балансира часов было два усика, один из них сломался во время падения, второй — вместе с осью по-прежнему совершал регулярные, только более быстрые движения. Ксёндз задумался: — Ведь ещё Галилей пользовался маятником для измерения времени, да и я сам изучал его колебания, — перебирал он в уме. — Если астрономы измеряют время числом колебаний маятника, то почему бы не построить такой механизм, в котором при каждом качании маятника стрелка часов будет перемещаться на одно деление циферблата? Как должен выглядеть этакий механизм? Очевидно, понадобится набор нескольких зубчатых колёс.
Коханьский схватил перо, лист бумаги и тут же принялся рисовать эскиз часового механизма с маятником…
Вдруг приоткрылась дверь кельи, и на пороге появился тучный круглолицый монах. Увидев его, Коханьский как бы смутился и поспешно произнёс.
— Я совсем позабыл, что приор монастыря назначил мне на эту пору службу в костёле.
Коханьский вышел из кельи, отложив только что начатый рисунок. Уже не первый раз целиком увлеченный математическими вопросами или механическими конструкциями он забывал о своих духовных обязанностях.
* * *
В кабинете великого князя Этрурии Фердинанда II на небольшом столике подле окна стоят часы. Подвижный, худощавый князь, одетый по последней моде, внимательно разглядывает часы. Рядом стоит скромный светловолосый, сероглазый ксёндз.
— Откровенно говоря, ты меня очень обрадовал своим подарком, — оживлённо произносит Фердинанд II. — Поистине нужно изрядное мастерство, чтобы заставить прибор измерять нечто такое непостоянное и неуловимое, как время. Я уже давно интересуюсь часами и могу похвалиться целой коллекцией их, но в ней нет подобных часов.
Ксёндз кивнул головой.
— Меня тоже очень интересуют часовые механизмы. Ещё будучи в Майнце, я думал о возможности применения маятника в часах. Я пытался смастерить маятниковые часы и описал их конструкцию, а ксёндз Шотт поместил мою работу в IX томе своего труда «Чудеса техники».
Фердинанд II весело улыбнулся, поглаживая длинные локоны каштанового парика.
— Я читал твою работу и приобрёл её в свою библиотеку. Трудно переоценить значение первой в мире книги, содержащей все необходимые сведения о часах и подробностях различных конструкций. Жаль, что твоё «Часовое дело» не издано отдельно, и лишь включено в «Чудеса техники» Шотта.
— Я был безмерно рад и горд, что ксёндз Шотт предложил мне сотрудничество. А заметил ли, милостивый князь, в моей работе описание маятниковых часов, обдуманных мною в 1659 году?