Горькая истина. Записки и очерки

Грянул декрет 14 июля 1946 года[203], и каждому русскому во Франции пришлось решить: остаться ли на своем великом эмигрантском посту несменяемого часового и продолжать символически держать фронт, охраняя по неписанной доверенности «оттуда» духовные рубежи русского народа, или капитулировать и снимать с себя, наподобие подлинным дезертирам, тяжкие, ответственные и славные, хотя и невесомые мистические эмблемы непримиримости с человеком в кожаной куртке, с грозно расстегнутой кобурой нагана, почти тридцать лет тому назад захватившим наше Отечество для утверждения в нем своего советского уклада жизни, и по сей день удушающим его своими кровавыми руками.

Жребий брошен. Взят советский паспорт. Оставлен белый фронт. Перейден рубеж во исполнение страстного желания во что бы то ни стало перенестись в родные пределы и, надеясь на снисхождение за свое «раскаяние», подтвержденное изменой, не попасть в то же время в кровавые лапы Всероссийской ЧК.

* * *

Да, конечно, всё это так и есть, и с точки зрения идеологической зафиксировано всё это здесь нами совершенно точно. Но можно ли подходить идеологически к поступкам рядового обывателя? При чем тут идеология, если он ищет для себя просто самой банальной выгоды, и в его соображениях и поступках «дым отечества» абсолютно даже никакой роли не играет? Апатрид, бесправный, беззащитный человек, решил просто «сорвать» с советской власти, взять паспорт «серпастый и молоткастый», заручиться ее покровительством, и жить себе припеваючи и обязательно, конечно, вне «советской родины», вовсе даже и не стараясь прислушиваться к воплям миллионов соотечественников в концлагерях: пускай, дескать, вопят себе на здоровье, а меня будет защищать советский консул, и я еще с большим спокойствием буду пользоваться плодами европейской цивилизации. Не входя даже в критику такого рваческого подхода в отношении пресловутого «советского патриотизма», нам всё же что-то уж очень сомнительно, чтобы во времена столь внезапно меняющих свое направление политических ветров, такой пакт младенца (беженца) с чертом, то есть с советской властью, мог бы оказаться выгодным новоиспеченному совпатриоту — в этой игре партнеры то уж слишком неравные, и вряд ли советская власть даст себя одурачить, да еще «беженцу»!

Но кроме категории откровенных «рвачей», а также, разумеется, и карьеристов, с вожделением учитывающих масштабы советских «возможностей» и уверовавших, к тому же, в наступление продолжительного советского периода мировой истории, есть еще разряд перестраховывающих, как это ни странно может показаться, с помощью советских паспортов свои драгоценные шкуры, а заодно спасающих и не менее полноценные свои бумажники. Шкуры — скомпрометированные уж слишком явной дружбой с немецкими оккупантами, далеко опять-таки зачастую не идеологической, а бумажники — с помощью тех же оккупантов, до отказа набитые. На счет этих господ комментарии, нам кажется, вообще излишни… Мы можем лишь от души поздравить советскую власть с приобретением этих представителей «социально-близкого элемента», тем более, что при наличии в мире весьма мутной воды, такие благоприобретенные совграждане могут оказаться очень даже полезными распущенному Коминтерну, на весь мир распустившему свои щупальца…

Договорившись до таких перлов и констатируя, что, к сожалению, всё это действительно плавает на бурной поверхности нашей грешной планеты, нам только остается пожалеть наивных людей, от души уверовавших в национальную эволюцию коммунистической власти и попавших, благодаря этому, в качестве объектов советской дипломатии, в тенета «молоткастых и серпастых». Наивные люди всегда существовали, и всегда становились жертвами бессовестной демагогии.

Вспоминается нам, как еще до «Первой мировой империалистической бойни» жил некий юноша Коля и мечтал о свободе, о земле, о воле, и вообще, так сказать, о лучшей жизни, по наступлении которой, жить, конечно, будет не только лучше, но даже и веселей. Ну так вот ему и посчастливилось дожить до этой самой «великой и бескровной». А тут то оно и началось: фронт тут, фронт там, белобандиты, комиссары, золотопогонники (просьба не смешивать с чинами НКВД), матросы, кадеты… Голова может закружиться! у бедного Коли она, конечно, и закружилась, и сам Коля попал в водоворот событий, и основательно закрутился, да так, что и не выкрутился — в один прекрасный день его и похоронили. И крест даже поставили на могилке «прогрессивного» покойника. А какой-то, по-видимому, приятель усопшего, близко его знавший, большой, наверное, циник, написал карандашиком на кресте:

«Вот тебе, Коля, земля и воля!»

«Россия», Нью-Йорк, (из серии «Парижские миражи»), 7 июня 1947, № 3642, с. 2–3

Аннушка