Горькая кровь

— Странным? Это кажется безумным, и поверь мне, когда я говорю тебе что-то, это стоит воспринимать всерьез, дорогуша. Я ожидал, что ты выдвинешь настоящего кандидата.

— Ты можешь вспомнить кого-нибудь, кто действительно мог бы выполнять эту работу? Если Ханна Мосес не справилась с ней, ни у кого больше нет шанса, — сказала Клэр. — Моника получит голоса просто потому, что, ну, её брат умер на службе. И её отец. И она Моррелл. Люди в основном голосуют за то, что знакомо, даже если это неправильно.

Мирнин смотрел на неё, и он выглядел просто… несчастным. Пораженным на самом деле.

— К сожалению, я не могу опровергнуть твою логику. Поэтому закончим, — сказал он. — Великий эксперимент сделан, все надежды потеряны. Тогда я полагаю, что должен подготовиться, чтобы уйти.

— Что?

— Клэр, очнись: если это безумие беспрепятственно продолжится, есть только один способ покончить с этим, и он состоит из крови, огня и ярости. Амелия и Оливер создали то, что психологи назвали бы folie а deux (двойной психоз), и их милость приведет к жестокости, а жестокость к резне, и что того хуже, бойня приведет к разоблачению вампиров в современном веке. Я видел это прежде и не окажусь снова в неизбежных последствиях. Лучше бежать сейчас, пока ученые не бросили вызов, вооруженные вилами и факелами. То есть если двое из них не обзаведутся горькой и черной размолвкой раньше и не разрушат город своей яростью.

— Мирнин!

— Я имею ввиду, — сказал он, — существует причина, по которой я пытался сохранить Амелию и Оливера вдали друг от друга. Противоположности не только притягиваются. Со своими химическими навыками ты должна знать, что частенько они яростно взрываются. Уходи, пока это еще возможно, Клэр, и забирай своих друзей. Через несколько недель это будет уже не подходящее для вас место, чтобы звонить домой, — он казался почти грустным сейчас. — Я любил этот дом. Очень сильно. Мне жаль, что придется оставить его, и я боюсь, что никогда не найду место, которое будет толерантным к моим… странностям.

Он действительно имел это ввиду, и это потрясло её. Он всегда был немного рыцарем при опасности, даже при его собственной; он не был тем, кто запросто убегал. На самом деле именно он убедил вампиров остаться и сражаться с драугами, чтобы защитить Морганвилль.

Как он мог хотеть бежать сейчас от столь незначительного?

— Ну, — сказала она. — Ты можешь идти, если хочешь, но я не могу.

— Не хочешь, — поправил он чопорно. — Ты можешь уйти в любое время, которое тебе понравится. Амелия так сказала, и, насколько я знаю, она не отменяла этого.

— Она сказала, я могу уехать одна. Таким образом она настаивает на том, что Майкл, Ева и Шейн останутся здесь. Я не оставлю их, особенно если ты думаешь. что им будет угрожать опасность. Каким другом — какой девушкой — была бы я, если бы сделала это?

— С чувством самосохранения, — сказал он и одарил её кривоватой, любящей улыбкой. — И это было бы так не похоже на тебя. Ты всегда заботишься о всех бездомных и отверженных из нас, включая меня. Ты действительно очень странная девушка; так мало смысла в том, что хорошо для тебя. Возможно, это то, что я нахожу очаровательным в тебе. У вампиров, знаешь ли, есть железное чувство самосохранения; мы типичные нарциссы, я полагаю, в том, что не видим ничего плохого в смерти других ради своего спасения. Но ты — ты наша странная зеркальная противоположность.

— По твоим словам, я не знаю, как расценить это, и насколько бы всё не было странно и прискорбно, ты не мог бы, пожалуйста, прекратить посещения моей спальни посреди ночи?

— О, правда? — он смутно осмотрелся вокруг. — Я полагаю, да. Прости. Хорошо. Если ты не покинешь это место, вооружись на столько, сколько будешь оставаться тут, — сказал он. — Никуда не ходи одна. И придумай альтернативный план бегства, когда это будет необходимо.

— Мирнин, ты меня пугаешь, — сказала Клэр и протянула руку — Пожалуйста, скажи мне, что происходит!

Он взял её руку и поднёс к губам в старомодном жесте, от чего её кожу стало покалывать, особенно когда она почувствовала прикосновение холодных губ к её коже. Его глаза были очень темными в тусклом свете её учебной лампы, и она не думала, что он когда-либо выглядел более…человечным. Сумасшедшим, может быть, но очень человечным.

— Я надеюсь, что напугал тебя, — сказал он. — Когда всё кажется спокойным, есть время, чтобы больше всего бояться; когда есть, что терять. Это не враги, которые могут причинить тебе боль. Это всегда те, кому ты доверяешь. И ты доверяла Амелии слишком долго.

Он не отпускал её руку, и она почувствовала, что начинает краснеть и ощущать неловкость из-за этого.

— Тебе я тоже доверяла, — сказала она. И он дал ей грустную, слегка маниакальную улыбку.

— Да, и это тоже было ошибкой, — сказал он. — Как ты уже знаешь, с самого первого момента, как ты встретила меня, я был ненадежным.

— Я думаю, так и есть, — сказала Клэр тихо. — Действительно думаю. Мирнин, пожалуйста. Пожалуйста, не уезжай. Ты… ты имеешь значение. Для меня.