Горькая радость

— Нет, у него прекрасный оттенок. Он ультрамариновый, а не темно-синий. Можете мне поверить — самой мне, может, и не хватает вкуса, но других я оценить способна.

Чарлз наконец повернулся.

— Абсолютно верно, — подтвердил он, подавая мисс Чендлер стакан с хересом. — Да, Доркас, ультрамариновый вам к лицу.

Китти лишь холодно улыбнулась.

«Ах ты, сука! — мысленно выругался Чарлз. — Теперь ты даже перед посторонними не скрываешь, что тебе на меня наплевать. Что вдруг произошло? Пора настоять на своих супружеских правах».

Но Китти его опередила. Не закончив ужин, она пожаловалась на головную боль и ушла спать. Чарлз остался в обществе Доркас.

— Я видел, что ей не по себе. Иногда головная боль бывает предвестницей эпилептического припадка.

— Ну да, вы же доктор, — сдержанно произнесла Доркас, откладывая нож и вилку. — Все, мне достаточно. Иногда я чувствую себя страсбургской гусыней.

— Пью за эту прекрасную птицу, — произнес Чарлз, поднимая стакан. — Все почему-то забывают, что гуси ближайшие родственники лебедей.

Доркас подумала, что пора сжигать корабли — если этого не сделать, ситуация с Китти выйдет из-под контроля.

— Можете стереть меня в порошок, Чарлз, это ваше право, но я все-таки скажу — с вашей женой не все в порядке, — заявила она без тени извинения в голосе. — Похоже, она очень несчастна.

Момент был выбран удачно. Чарлз опустил плечи.

— Да, я и сам это вижу. Она обожает детей и хочет иметь собственных, но у нее все время выкидыши.

— А! Вот почему она ходит в приют.

— Не забывайте, она дипломированная медсестра.

— Но она еще так молода.

— Гинекологи не находят у нее никаких отклонений. Я тоже. Хуже всего то, что она во всем винит меня.

Наконец-то он об этом сказал!

Доркас постаралась сохранить бесстрастное выражение лица, но глаза у нее предательски заблестели.

— Мне трудно претендовать на высшую мудрость, Чарлз, поскольку я никогда не была замужем, но здравый смысл подсказывает, что время лечит любые раны, даже душевные. Она ведь вполне разумная женщина.

— Я тоже надеюсь, что она придет в себя, но это долгая история. Китти — существо домашнее, а я предпочитаю быть на людях и получаю от этого массу удовольствия. Со временем эта ситуация только усугубляется.

— Не стоит так драматизировать. Вы замечали, что жены австралийских политиков крайне незаметны и бессловесны? Занимайтесь политикой, а она займется домом. Ее влияние в политических кругах ничтожно. Два-три раза в год, когда без этого не обойтись, выводите ее в свет, где все будут потрясены красотой вашей жены. Все, кроме сэра Росона Шиллера, который, как известно, женился на ее сводной сестре. Не забывайте, что вы должны творить легенду! Близнецы Латимер еще впишут свои имена в австралийскую историю, причем все четыре: леди Шиллер, будущая леди Бердам — вы непременно получите рыцарское звание, Чарлз, — главный врач больницы Латимер и жертва депрессии вдова Ольсен. Я сама создам этот миф, когда они будут постарше. А пока не напрягайтесь насчет Китти. У нее есть сиротский приют, сестры, отец и Корунда. Ваши горизонты гораздо обширнее, вы знаете это и без меня.

Чарлз слушал как зачарованный; его глаза изменили цвет и стали похожими на львиные. Доркас подумала, что надо проследить, чтобы его парикмахер ни в коем случае не прореживал его львиную гриву и не прилизывал ее бриолином, как того требовала мода. Женщинам нравятся густые пышные волосы. А вот плохие зубы, лысина и толстый живот могут их только отпугнуть. И пример тому Джимми Скаллин.

— Доркас, ну что бы я делал без вас? — почти пропел Чарлз.

«Пошел бы камнем на дно», — подумала мисс Чендлер.

Доркас заметила это первой, но Чарлзу сказала об этом Грейс, когда пришла к нему в начале 1933 года совсем с другой целью.

С собой она привела обоих своих сыновей. Чарлз сразу же заметил, что они выглядят старше своих лет, особенно Брайан, который был вынужден надеть мантию хозяина дома. Над этим, несомненно, потрудилась Грейс, причем не прибегая к уловкам хнычущей беспомощности и постоянных напоминаний, что он мужчина, — она была слишком умна, чтобы действовать в лоб. Просто она не скрывала от него тягот своего вдовьего существования. Кто-то считал это разумным, другие, и среди них Чарлз, находили, что дети слишком малы для подобной тактики. Брайану было почти пять, Джону в конце мая должно было исполниться четыре. Они были очень похожи. Светлые блондины со скандинавским типом лица. Чарлз предположил, что в Латимерах больше от викингов и тевтонов, чем от бриттов и кельтов, поскольку оба парня на вид были типичными скандинавами. Цвет глаз у них тоже был одинаковый — небесно-голубой без малейшего серого или зеленого оттенка, — но вот выражение в них было совсем разное! У Брайана в глазах светилась решительность и твердость — настоящий воин. Во взгляде Джона сквозила печаль и отрешенность — типичный искатель правды. Бедняга, трудно же ему придется в жизни.