Горький квест. Том 3

А на практике нас сегодня шантажирует система. У Шантажа (того самого, с заглавной буквы) есть две разновидности. Первая: дай или сделай, иначе я про тебя расскажу. Вторая: дай или сделай, иначе не получишь от меня благ. Первая разновидность – ретроспективная, и именно ее обычно называют шантажом, вторая – перспективная, ее, как правило, именуют угрозой или запугиванием, но по своей сути она является все тем же шантажом. И если с первой разновидностью еще можно справляться, ведя идеальный образ жизни, то против второй – как против лома, приемов нет. Мы все – униженные жертвы шантажа. Мы живем с ним, живем в нем, живем под его гнетом. Но вернемся собственно к Горькому.

Спектр вариантов Шантажа в пьесе «Старик» широк и разнообразен. Рассмотрим их поближе.

Второе действие начинается сценой Якова и Каменщика Никиты. Яков дурачится, он вообще любит шутки и розыгрыши, и его разговор с Никитой – не более чем демонстрация Павлу и Тане своей способности «испугать кого угодно». «Я, брат, такое про тебя знаю…» – строго говорит он Никите и требует, чтобы тот вспомнил, чем занимался в марте 1903 года, то есть (с учетом времени написания пьесы) лет десять назад. Никита напряженно вспоминает, вспомнить точно, конечно, не может, но поскольку жизнь вел, судя по всему, честную и чистую, то уже через несколько реплик соображает, что это розыгрыш. И облегченно вздыхает: «Поди ты к богу! Я думал – взаправду что-нибудь». А Яков торжествует и похваляется: «Я могу испугать кого хотите! Любому человеку уставлюсь в глаза и начну: «А что я про вас знаю, что слышал!» Конечно, я ни черта не знаю, но человек обязательно испугается – ведь у каждого есть что-нибудь, что он скрывает, ну а я веду себя так, будто мне все тайны известны!» Как мне это напоминает манеру некоторых наших активистов…

Спустя некоторое сценическое время Яков пытается проделать тот же фокус с появившимся невесть откуда неким Стариком, не то странником, не то паломником. Старик, однако, не испугался и шутка не удалась, но почему? Потому, что есть оружие против шантажа? Отнюдь. Яков потерпел неудачу просто потому, что Старик точно знает: он в этих местах впервые, и знать молодой человек ничего о нем не может ни при каких условиях. Иными словами, он не боится не потому, что чист и праведен, а исключительно в силу логики и знания жизни.

А вот и такая картинка: все тот же Яков беседует со своим дядюшкой Харитоновым. Харитонов заставляет племянника сделать предложение Тане, падчерице Мастакова, Яков пытается объяснить, что Таня им не интересуется, не силой же ее под венец тащить, на что Харитонов на голубом глазу отвечает: «А хотя бы насильно? Девицы смелость любят. Болван!» Яков огрызается: «Попробуйте – женитесь на ней сами!» И вот тут Харитонов прибегает к шантажу: «Цыц! С кем говоришь? Вот как я вылечу в трубу да останешься ты нищим…» Вроде бы человек стремится устроить выгодный брак племянника, чтобы подстраховать его на тот случай, если бизнес дядюшки рухнет, да? А вот и нет! Вспомните-ка, что говорит Харитонов в первом действии: «Человек я неказистый, женщины меня иначе как за деньги – не любят, жить мне скушно, вот я и пью, играю… Торной дорогой всяк пройдет, а я люблю – по жердочке, над омутом, чтобы подо мной гнулось да качалось, чтобы каждую минуту думать: устоишь, Яким, али сверзишься? Вот оно в чем удовольствие жизни!» И в свете этих слов реплики Харитонова в разговоре с племянником приобретают совершенно определенный смысл: не можешь увлечь Таню романтически – возьми девку силой, тогда у нее выхода не будет, кроме как под венец, а не сумеешь – так я все свои деньги проиграю, пропью и на срамных баб растрачу, и ничего тебе не достанется в наследство. Чем не шантаж? И еще какой! Тот самый, перспективный: сделай, иначе не получишь благ.

Но Харитонов не был бы Харитоновым, если бы не использовал и другой вариант шантажа. Узнав неприятную правду об отчиме Тани, своем, между прочим, друге и куме Мастакове, он советует племяннику: «Теперь, по случаю срама, приданого можно взять гораздо больше – понял?» Иными словами, угрожай Мастакову оглаской – и он станет более щедрым, выдавая падчерицу замуж.