Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

«28 апреля он (Будённый – И.Д.) прибыл в село Ленинское на командный пункт Крымского фронта и сделал

рекомендации (выделено нами – И.Д.) по усилению обороны, её эшелонированию, созданию резервов, смене командных пунктов, так как, прекратив наступление, войска фронта продолжали сохранять прежние боевые порядки» [25; 40].

Про «прежние боевые порядки»

уже говорилось: их не демонтировали потому, что был приказ Ставки и того же С.М. Будённого продолжать наступление. Всё остальное, что предлагал главком направления (по утверждению И. Мощанского), – вещи дельные. Но только почему же историк пишет, что С.М. Будённый рекомендовал, а не приказал провести эти мероприятия? Ведь Семён Михайлович прибыл на Крымский фронт не в качестве «американского наблюдателя» (слова из доклада Л.З. Мехлиса от 29 марта), а в качестве главкома СКН. Он имел право приказывать.

Кажется, ответ можно найти в мемуарах адмирала Н.Г. Кузнецова, уже цитировавшихся выше. Но повторимся:

«Маршал С.М. Будённый тоже ничего не смог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки» [18; 413].

«Всякие разговоры о возможности успешного наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л.З. Мехлис считал вредными, а меры предосторожности – излишними» [17; 195].

Казалось бы, перед нами – объяснение: С.М. Будённый рекомендовал, потому что Л.З. Мехлис не желал ему подчиняться. А рекомендовал он меры предосторожности на случай немецкого наступления и нашего отхода… Стоп!

Вдумаемся в написанное адмиралом. Как ещё Мехлис должен был расценивать разговоры о нашем отходе? Три армии, превосходство над противником и отход?! Охотно верим Н.Г. Кузнецову – никак по-иному на разговоры об отходе представитель Ставки отреагировать не мог. Да только сомневаемся, что подобные разговоры вообще велись. Это после того-то, как 26 апреля С.М. Будённый в своей директиве ставит задачу по очищению Крыма от немцев, он 28 апреля прилетает в Крым и начинает говорить о нашем вынужденном отходе?! Не мог он такого говорить так же, как не мог ни приказывать, ни рекомендовать реорганизовать нашу наступательную группировку в оборонительную.

Но ведь и меры предосторожности, о которых пишет Н.Г. Кузнецов, оказываются отнюдь не рытьём окопов и созданием резервов, а переносом командного пункта штаба фронта (см. выше). На это Мехлис попросту махнул рукой. Мотив ясен: мол, нам тут виднее, да на то она и война, чтобы бомбили и стреляли. Зная смелость Льва Захаровича, его комиссарскую «закваску», легко понять, что к предложению о переносе командного пункта, во избежание его бомбардировок, он мог отнестись равнодушно.

В остальном же, судя по всему, разногласий между главкомом направления и представителем Ставки ВГК на Крымфронте не было. Группировку войск фронта никто перестраивать и не собирался. На передовой войска зарывались в землю, дивизии в резерв выводились, тыловые оборонительные рубежи на Турецком валу и Керченских обводах создавались. Подчеркнём последний факт особо, т.к. некоторые авторы пишут, что данные рубежи существовали лишь на оперативных картах [27; 4]. На картах они существовали в законченном, так сказать, виде. На деле, конечно же, закончены они не были. Но работы на Турецком валу и Керченских обводах велись. Правда, продвигались они медленно. К ним привлекалось в основном местное население, работавшее без должной энергии, для строительства не хватало техники, строительных материалов, которые на Керченском полуострове были особенно дефицитны. Построенные сооружения плохо охранялись, поэтому заложенные в них лесоматериалы частично растаскивались на дрова. Должного контроля за работами со стороны командования фронтом не существовало. Войсками эти рубежи заняты не были [1; 10-11]. Указанные недостатки и мог порекомендовать исправить Будённый. Возражений со стороны Мехлиса эти рекомендации не встретили.

Именно к такой реконструкции визита главкома СКН в штаб Крымского фронта подвигают известные факты и документы. «А как же мемуары адмирала Н.Г. Кузнецова?» – спросит читатель.