Повторим: в мемуарах адмирал дал волю своей антипатии к Л.З. Мехлису. В общем, ничего не исказил, не соврал, но попытался представить Л.З. Мехлиса во всём виноватым. Правда, и откровенно лгать при этом Н.Г. Кузнецову, видимо, не хотелось. Поэтому и вышло у него как-то неуклюже. Поневоле вспомнишь доктора Геббельса и его рецепт:
Только такое объяснение. Трудно представить С.М. Будённого, «поджавшим хвост» перед Л.З. Мехлисом, подобно Д.Т. Козлову. Был Семен Михайлович и довольно толковым военачальником (хоть и пытаются его ещё с периода так называемой «Перестройки» представить этаким «бестолковым рубакой с большими усами, который только шашкой махать и умел»), и смелым и волевым человеком. Не сомневаемся, что случись у него с Мехлисом принципиальное расхождение взглядов, откажись Мехлис выполнять его приказы, то ушла бы от Будённого в Москву телеграмма примерно такого содержания:
«Ставка ВГК. Тов. Сталину. Прошу разъяснить, кто тут командует – я или Мехлис?»
Такой или подобной телеграммы дано не было. Во всяком случае, в архивах она не обнаружена.
К 20-м числам апреля относится и ещё одна попытка Л.З. Мехлиса разрешить конфликт в высшем эшелоне командования Крымского фронта, т.е. добиться снятия Д.Т. Козлова. 22 апреля армейский комиссар телеграфирует в Ставку ВГК:
Но Верховный снова не пошёл на снятие Д.Т. Козлова.
Наступательная операция, о которой упомянул Л.З. Мехлис в своей телеграмме, действительно планировалась. И доложил её план в Ставку ВГК 30 апреля 1942 года никто иной, как главком СКН маршал С.М. Будённый. Из его доклада видно, что 20-25 мая Крымский фронт должен был провести операцию по захвату Кой-Асановского узла сопротивления немцев, а примерно ко 2 июня – начать широкомасштабное наступление с целью полного очищения Крыма от немецких войск [1; 9], [27; 10].
Заметим, кстати, что, как и положено, доклад уходит в Ставку от Главнокомандования Северо-Кавказского направления, а не от командования Крымского фронта. Этот факт даёт лишний повод усомниться как в изложении обстоятельств посещения Крымского фронта главкомом СКН в мемуарах адмирала Н.Г. Кузнецова, так и в основанных на них построениях обличителей Мехлиса из числа современных авторов. В самом деле, где тут объявляемое в этих работах нежелание Мехлиса подчиняться Будённому со ссылкой на особые полномочия Ставки?
С другой стороны, доклад от 30 апреля хорошо показывает, что никакого отличного от мнения командования Крымского фронта, и в частности Л.З. Мехлиса, взгляда на «крымский вопрос» С.М. Будённый не имел. Он был вполне согласен с идеей наступления. Потому и не мог он 28-го числа предлагать в Ленинском переходить к обороне и даже, на всякий случай, готовиться к отходу.
Увы, к выполнению этого плана Крымскому фронту не суждено было приступить. Противник внёс в него «существенные коррективы».
ГЛАВА
IIIМАЙСКАЯ КАТАСТРОФА
В первых числах мая на нашу сторону перелетел лётчик-хорват, насильно мобилизованный в фашистскую армию. На допросе 4 мая, который вёл сам маршал С.М. Будённый, лётчик показал, что наступление немецких войск начнётся около Керчи 10–15 мая и что после захвата Крыма германское командование собирается нанести удар на Ростов и далее на Северный Кавказ [1; 16], [20; 10], [11; 273].
Именно с информацией, сообщённой перебежчиком-хорватом, на наш взгляд, надо связывать появление директивы Ставки ВГК № 170357 от 6 мая 1942 года. Директива предназначалась командующему войсками СКН, командующему войсками Крымского фронта и представителю Ставки на Крымском фронте (т.е. Л.З. Мехлису). В ней говорилось: