Горький мед

— Ну ладно, — согласилась она, — не хочешь говорить про свои личные отношения с ним — не надо. — Ольга видела, что той действительно неприятно и даже как-то неловко вспоминать об этом. — Но про деятельность этого типа ты хоть можешь рассказать? Ну, что знаешь, конечно. Ведь именно из-за этой деятельности, как я понимаю, ты сидишь безвылазно в четырех стенах, а я не могу попасть в свою квартиру.

— Ах, Олюня, меня Шурик уже достал этим вопросом, — стряхнув пепел прямо в чайное блюдечко, сказала Светка. — Вспомни, говорит, напрягись, ты наверняка что-то забыла, может, всплывет.

— Ну, и ты что-нибудь вспомнила? — спросила Ольга.

— Да ничего я не помню, — раздосадованно ответила та. — Я их разговорами с Николашей не интересовалась, не прислушивалась даже, когда они при мне говорили, но тихо.

Выяснилось, что Светка знала немногим больше Ольги о деятельности фирмы Ираклия, а именно — что занималась фирма продажей и покупкой квартир через каких-то подставных лиц, то есть якобы путем обмена, который на поверку оказывался фиктивным. Валюту, как сейчас понимала Светка, они гребли лопатой, и вряд ли это были честно заработанные, или, как любил повторять Ираклий, «кровные», деньги. Но Шурик считал, что из-за денег, какими бы большими те ни были, режиссер вряд ли стал бы так упорно гоняться за Ираклием, не останавливаясь ни перед чем и сметая все на своем пути.

— Да он за то время, что тратит на поиски Ираклия, настрогал бы этих денег сколько душе угодно, — объяснял он Светке, неотступно требуя вспомнить хоть какие-нибудь обрывки разговоров на хуторе или в доме Георгия Ивановича. — Не-ет, тут другое… скорее, какие-то документы замешаны или что-то сверхценное.

На вопрос, что он разумеет под «сверхценным», Шурик долго чесал в затылке, кряхтел, потом закурил и неуверенно произнес:

— Ну, не знаю… например, бриллиант какой-то редчайший… или что-нибудь в том же духе.

Светка отчаянно напрягалась, но даже случайных намеков Ираклия на какие-нибудь документы или камни вспомнить не могла.

— Что же нам теперь, горемыкам, делать? — опечалилась Ольга.

Светкина жизнерадостность тоже как-то поблекла, она виновато смотрела на подругу, сознавая, что кашу заварила сама, а расхлебывать приходится не только матери, но и друзьям.

— Скоро Шурик должен приехать, он вчера звонил, — сказала она, чтобы хоть как-то ободрить подругу. — Шурик наверняка что-нибудь придумает, вот увидишь.

— Да, Свет, ты хотела рассказать, почему Кира Петровна согласилась ехать с ним, — напомнила Ольга.

— О, это грандиозно! — оживилась та. — Наконец-то мою маман зацепило и проняло, и она стала не понимать, нет, до этого еще не дошло, а просто догадываться, в какое время и в какой стране живет.

Светка рассказала захватывающую историю, случившуюся с лучшей подругой Киры Петровны, той самой, чей телефон она оставляла Ольге. Вернее, даже не с самой подругой, а с ее пятилетним внуком. Дело в том, что зять подруги не так давно занялся бизнесом, и благосостояние семьи стало расти и пухнуть, на зависть всем соседям по дому. Появилась дорогая мебель, японская видеотехника, иностранная машина, жена с тещей расхаживали в шубах из натурального меха, а сам зять — в модной обливной дубленке. Когда же он купил участок за городом и собрался строить дачу, тут и случилось непредвиденное: ребенка похитили. Похитители потребовали по телефону солидный куш и в милицию обращаться не советовали. Но за сутки эта тревожная весть облетела полгорода, и милиция невольно оказалась в курсе, однако помочь ничем не смогла. За эти сутки жена с тещей успели не только за полцены спустить свои шубы, но и возненавидеть всей душой бизнес мужа и зятя, а заодно и его самого, так как именно в нем видели причину своего несчастья.

— Носила я всю жизнь одно платье, а дочь — искусственную шубу, и ничего, — устав от слез, с горечью говорила теща своей подруге, — и спокойно жили, дружно. Тогда в голову никому бы не пришло умыкать ребенка, взять с нас нечего было.

Похитители куражились по телефону, угрожали, повышали цену и наконец придумали такую головокружительную комбинацию передачи выкупа и возврата ребенка, что милиция только руками развела, узнав, что малыш уже в лоне семьи.

Ребенок считал, что просто побывал в гостях у доброго дяди, потому что родители были заняты и не смогли забрать его из сада, а вернувшись домой, действительно обнаружил подтверждение их сильной занятости накануне: мебель из квартиры исчезла, исчез и видик со всеми кассетами, а на улице соседский Вовка, стоя у их гаража и никого близко не подпуская, кричал, что это теперь его гараж и машина в гараже принадлежит теперь его отцу.

Кира Петровна была потрясена до глубины души, во-первых, самим фактом похищения ребенка, причем не вычитанным из газет, которым она не доверяла, а случившимся у нее под носом, и, во-вторых, конечно, беспомощностью милиции, в силу и зоркость которой всегда свято верила.