Горький пепел

Улетая, я видела с высоты далекие башни Третьего форта, где сейчас находился Люк. На них тучей надвигались раньяры – и зло и тяжело продолжали грохотать орудия. Видела я и автобусы, в которые грузили детей; гвардейцев – они должны были выехать за мной, – раненых и слуг, столпившихся на крыльце замка. Как бы я ни утешала себя, какие бы разумные доводы ни приводила, это было слишком похоже на постыдное бегство. И я, глядя из кабины листолета на удаляющийся замок, поклялась, что вернусь сюда сразу же, как отступит враг. Как только Люк заставит его отступить.

Герцогский дом встретил нас запахом векового камня и старого дерева. Он стоял в центре столицы, большой, простой, крепкий, вросший в землю: серые стены проглядывали сквозь пышный вьюнок, что оплетал колонны крыльца с треугольной крышей, поднимался до третьего этажа дома, а кое-где и до крыши с десятком дымоходов, расступаясь вокруг высоких окон – около двадцати в ряд. Видимо, предки Дармонширы предпочитали простоту и основательность. По инляндскому обыкновению фасад выходил на улицу, отделенный от нее лишь небольшим двориком и низкой оградой, зато за домом простирался огромный сад с цветущими деревьями. Здесь нам и предстояло обосноваться – а если враг все же проломит защиту фортов и двинется на Виндерс, нас должны были отправить на Маль-Серену.

Начало апреля, Виндерс

– Марина Михайловна?

Я не ответила – в этот самый момент меня рвало в ванной, и общаться не было ни возможности, ни желания. Да и жить, если честно, не хотелось.

Когда перед глазами уже заплясали черные пятна, на запястье чуть похолодел брачный браслет – и по телу наконец быстрой змейкой проскользнула прохлада, пощекотав руку и впитавшись в виски. Отпустило, и я, склонившись над раковиной, плеснула в лицо воды и посмотрела в зеркало. Красные глаза, белые губы, волосы, влажные от испарины. Красавица.

– И почему бы тебе не действовать заранее? – пробормотала я злобненько, подняв руку и разглядывая кусающую себя за хвост платиновую змею. – Или для Целителя, если не пострадала, – считай, и беременна не была?

Сапфировые глаза украшения укоризненно блеснули, и я, тут же устыдившись хулы на мужниного первопредка (а еще больше испугавшись, что Инлий разгневается и браслет перестанет помогать), прикусила язык.

– Прости, Великий, – покаялась я в зеркало, снова наклоняясь умыться, – и спасибо.

Мне показалось, что потянуло ветерком, а когда я подняла голову, в глубинах зеркала мелькнула серебряная длинная тень. Я потрясла головой, пошатнувшись от слабости, вгляделась – но никаких теней там не было, на меня по-прежнему взирало мое красноглазое отражение с всклокоченными волосами.

«Прекрасно. Только галлюцинаций тебе и не хватало».

Я продолжила мрачно умываться. Холодная вода окончательно привела меня в чувство, и я, почистив зубы, промокнула лицо полотенцем и вышла в спальню. Там суетилась Мария, уверенно перестилая постель. Взбила подушки и, чтобы протереть пыль, потянулась подвинуть мешочек с иглами, который лежал на прикроватной тумбочке.

– Не трогай, – предупредила я. Горничная обернулась, сочувственно вздохнув. Последнее время я стабильно вызывала у окружающих желание сочувственно вздыхать.

– Вызвать врача, ваша светлость?

– Не надо. Лучше дай мне яду, – буркнула я желчно, опускаясь в кресло у окна. Свежий воздух тоже приносил облегчение, поэтому несколько дней, которые мы пробыли в доме, я продолжала спать с открытыми окнами. Хорошо, что браслет унял тошноту, а если бы он еще умел убирать слабость, раздражительность и плаксивость, было бы еще лучше. Но увы. И как мама прошла через это целых шесть раз?

– Ну-ну, – добродушно проговорила Мария. – От беременности пока никто не умирал, ваша светлость.

– Но я уверена, что убивал, – еще мрачнее откликнулась я и откинулась на спинку кресла. – Болтливых горничных – так наверняка.

– Может, чаю? – привычно не обратила внимания на мою едкость эта бесстрашная женщина. – С солеными сухариками, ваша светлость…

Я представила себе сухарики, и меня замутило. Но по опыту нужно было немножко подождать – действие браслета потихоньку усиливалось, и минут через десять я смогу поесть.

– Воды с лимоном, – приказала я. – И овсяной каши, Мария, только поскорее. И что там с просителями?

– Ждут, ваша светлость, – с неудовольствием высказалась горничная. – Но куда вам сейчас просители?

Я глубоко вдохнула и закрыла глаза.

– Скажи, я выйду через полчаса. Только сначала принеси мне поесть, Мария.