Горлов тупик

– Погоди, – перебил Влад, – у нас аборты вообще-то запрещены, это уголовная статья!

– Ой, ладно, брось, она сама медсестра, в больнице работает. На лапу дать, не жадничать, – сделают тихо, аккуратно, и все шито-крыто.

– Так, может, они там догадываются, что она агент? – Влад остановился, полез в карман за папиросами. – Да, вляпался ты крепко. Ума не приложу, как тебе помочь!

Федька взял папиросу из его пачки, прикуривая, поднял опухшие красные глаза, жалобно пробормотал:

– Влад, ну придумай что-нибудь, ты же умный!

* * *

Гости разъехались, Клавдия и прапорщик домывали последние тарелки. Вячеслав Олегович надел пижаму, почистил зубы, залез под одеяло, взял свежий номер толстого литературного журнала. В голове кружилась карусель пережитого дня. От этого навязчивого кружения слегка подташнивало.

Оксана Васильевна в теплой ночной рубахе сидела перед трельяжем и расчесывала короткие светлые волосы массажной щеткой.

– С этим надо что-то делать, – произнесла она, как бы размышляя вслух, но достаточно громко, чтобы муж услышал и отвлекся от чтения.

– С чем именно? – Вячеслав Олегович поправил очки и перевернул страницу.

– Вика ведет себя отвратительно, нарочно подставила меня, опозорила перед Галиной и Зоей!

«Значит, кумушки все-таки проболтались. – Галанов печально вздохнул. – Конечно, она взбесилась. Но и Вика хороша со своими шуточками».

– Что ты молчишь и вздыхаешь? – Жена отложила щетку и открыла банку с кремом.

– Отвратительно подставила, опозорила… – пробормотал он, не отрываясь от журнала. – И ты еще будешь говорить, что я перебарщиваю с эпитетами.

– При чем здесь эпитеты? Не придирайся к словам!

– Ну, извини, я как-никак писатель, – он хмыкнул, – слова для меня значат много.

Она выдвинула вперед нижнюю челюсть и принялась похлопывать между подбородком и шеей. Он покосился на ее отражение и понял, что следующие несколько минут пройдут в тишине. Он знал наизусть этот ежевечерний ритуал. Вот сейчас кончики пальцев пройдутся мелкой дробью по скулам и вокруг прикрытых глаз. Потом она приблизит лицо к зеркалу, подвигает губами, бровями, выдернет пинцетом несколько лишних волосков, откинется на спинку стула, вздохнет, размажет по рукам остатки крема и лишь после этого продолжит разговор.

Он поймал себя на том, что в третий раз читает один абзац. Карусель замедлила ход, стала застревать на отдельных эпизодах. Поросячий визг. Запах валерьянки. Чужой голос за стенкой, чужой язык, испуганный шепот Глеба: «Это арабский!»

В тот момент Вячеслав Олегович пережил целую бурю чувств: возмущение, унижение, бессилие. Чужой человек заперся в его кабинете, болтал по телефону, как у себя дома, да еще по-арабски. Потом, когда Любый извинился, все объяснил, полегчало. А когда принялся нахваливать его книги и попросил автограф, стало совсем хорошо.

«Как же я истосковался по читательскому вниманию, по доброму слову! – подумал Вячеслав Олегович. – Была в его речах приторность, чрезмерность, да просто грубая лесть, а я развесил уши, растекся киселем».

– Слава, почему ты ведешь себя так, будто ничего не произошло? – Оксана Васильевна размазала крем по рукам и промокнула лицо салфеткой.

– Что произошло и как я должен себя вести? – спросил он с иронической серьезностью, словно разговаривал с ребенком.

Она погасила бра над трельяжем, пересела на кровать, выдержала долгую трагическую паузу и нарочито спокойным голосом произнесла:

– Дуся научила ее вязать. Наша дочь вяжет.

Это прозвучало так, словно речь шла о чем-то постыдном и опасном для жизни.

До сих пор любое упоминание старой няни бесило ее. Дуся была виновата в ее конфликтах с дочерью, настраивала Вику против матери, по Дусиному научению Вика постоянно возражала, спорила, хамила, делала все не так, как Оксане Васильевне хотелось.

У него едва не сорвалось с языка: «Ну и что?» – но он промолчал, только подумал: «Видишь дочь раз в месяц, и пары часов не можешь продержаться, чтобы не раздуть очередной скандал из-за любого пустяка».

Жена стала изображать в лицах свой диалог с Галиной и Зоей. За них она говорила тонким ехидным голосом, за себя – низким и рассудительным:

– «Ах, какая талантливая девочка, прямо золотые руки!» Я готова была сквозь землю провалиться, улыбаюсь, как идиотка, глазами хлопаю. А они: «Ксанчик, ты что, не в курсе? Няня Дуся передала ей нитки из Оренбурга, через внучку, и вот эту прелесть, которая на ней, она сама связала, из Дусиных ниток!»