Женщина не ответила. Она смотрела на бутылку в руках у Сашки. Потом подалась чуть вперёд, неуклюже приобняла его за плечи и жалобно попросила:
– Сынок, мне бы глотнуть. Такое горе у меня! Сыночка убило… Глотнуть бы…
Сашку передёрнуло. Он отшатнулся, сбрасывая её руки.
– Деточка, ну дай, ты же добрый мальчик.
– Может, нам уйти, Санёк? – предложил Пёс. – Посидели, да и хватит.
Остатки водки в бутылке плескались в такт дрожанию рук. Сашка вспомнил ребятишек в красных комбинезончиках. Самым маленьким из них было лет по семь-восемь. Как, наверное, и Павлику. Семь лет – первый класс гимназии. Только Павлик в гимназию не попадёт. Не попадёт из-за этой пропитой тётки в сером пальто. Сашка закусил губу, чтобы не заорать. Снова не заорать о том, как несправедливо происходящее. Как несправедливо то, что эта толстая тётка жива, а его мама умерла… Как несправедливо, что погиб Олег… Как несправедливо, что у Олега такая мать…
– Дай, дай глотнуть, – снова послышался просящий голос, – такое горе у меня…
Сашка ещё раз глянул на Павлика, допил остатки водки крупными глотками и выкинул бутылку.
– Ты это, давай, приходи, как захочешь. Будешь с нами жить. Нахрен тебе такая мать, что на мины отправляет! Пошли отсюда, парни.
Кеша и Пёс одновременно поднялись и двинулись за Сашкой. Через несколько метров Кеша открыл было рот:
– Всё-таки…
– Заткнись! – заорал Сашка. – Жил у нас Хнык? Пусть этот живёт! Олег бы такого маленького не бросил! А она… Она просто сволочь!
– Да я бы и сам Павлика позвал! – разозлился Кеша. – Только зачем ты так напился? Мы же к Катьке собирались!
– Не твоё дело! – Сашка понял, что и в самом деле сильно опьянел. – Не ваше дело, сколько мне пить! Меня из-за вас чуть не пристрелили! И даже на могилу ко мне никто бы не пришёл. Не командор я потому что! А ты, Кеша, к Катьке собрался? Да нужен ты ей, штурмовик зачуханный! Она себе и в центре найдёт, не такого вшивого!
Кешины глаза стали узкими от злости. Он вцепился Сашке в куртку, тряхнул его, бросил на землю и быстро пошёл прочь.
– Вали, вали, – Сашка сел, – придурок!
– Сашка, не ругайся, – Пёс поправил очки. – Ты прав, конечно. Пошли домой.
Сашка встал, цепляясь за оградку какой-то могилы. Удивился, как всё вокруг вращается. Пошёл по аллее. Пёс помог ему забраться в автобус и, наверное, довёл до высотки, но этого Сашка уже не помнил. Проснулся он у Максима в комнате. Сам Максим ел что-то из консервной банки.
– А Кеша где? – спросил Сашка.
– В город подался. Тебя вспоминал трёхэтажным матом. Голова не болит?
– Нет, – хмуро сказал Сашка. – Спасибо за ночлег.
– Ты с Янсеном вчера поругался, – напомнил Пёс, продолжая есть.
Сашка зашёл в свою комнату, развёл огонь, поставил чайник. «Кеша, придурок, сам к Кате пошёл, чего он ей там наболтает? А я бы поехал с ним, если бы не поссорились?» Сашка задумался и понял: он совсем не собирался в центр, ему абсолютно всё равно, что Кеша скажет Кате. Всё будет ложью. А правду говорить нельзя… «Эх, Катька, Катька, – подумалось с неожиданной злостью. – Все вы одинаковые! Только бы замуж выскочить, а там хоть трава не расти. Только любовь на уме. Сашенька, Сашенька… А друзья мои ей не нравятся. Ни Кеша, ни Илья. Илья… Ты хоть понимаешь, что жизнь поломал и себе, и мне за компанию? Зря я тебе кровь отдавал, ты ведь меня убить хотел! Вот пойду и пристрелю тебя. Хотя зачем? Донесу на тебя в Контору, пусть они тебе кости переломают!» Сашка поёжился – почему-то стало вдруг совсем холодно. Он налил в кружку кипятка, взял её ладонями. «Нет у меня никого. Никого и ничего. Была мама, и нет, был Илья, и нет… – Сашка глотал горячую воду и чувствовал, как согревается и успокаивается. – Ладно, сволочи, живите. Но ты, Ветров, всё мне объяснишь. Я тебя достану! Ты всё расскажешь, и я подумаю, что с тобой делать. А к Кате не пойду. Кто я для неё?»
К вечеру вернулся Кеша. Сашка услышал, как он заходит, но не повернулся, лежал, разглядывая облезлый плакат с танком над своим топчаном.
– Слушай, Ерхов, тут недалеко продают сою по дешёвке, давай скинемся и купим сразу несколько мешков, или лучше гречку. Я когда на ферме жил, мы с батей гречку часто с бараниной ели. Баранину тоже продают, только мясо нынче дорогое. А ещё у Кати затарился картонками для растопки. Кстати, Катя про тебя спрашивала, где ты, то-сё. Я сказал, что тебе лениво сегодня к ней идти и всё такое. Она дала мне картонок, а сама грустная. Я ей говорю: не грусти, чего там, все помрём, вон у нас тоже кое-кого поубивало. И одета она в какой-то чёрный платок. Он ей так не идёт!
Кеша пошуршал картоном, разорвал его и принялся растапливать мангал. За окном орали подвыпившие парни: празднование штурмовиками зачистки Южного форпоста продолжилось в городе. «Женька пьёт, небось, со всеми, – подумал Сашка. – Кеша треплется о гречке. Витька, наверное, молится. Как будто не было никакой войны. Только Хнык больше покурить тайком от Олега не прибежит».
– Ну чего ты, Сашка, такой кислый? Жалеешь, что к Кате не пошёл?
– Мне пофигу, – признался Сашка.