Город чудес

Сеньор Браулио опять отправил посыльного в пансион.

– Там есть такой паренек по имени Боувила, Онофре Боувила, – втолковывал он посыльному, не имея сил подняться со скамьи, где лежал весь перемазанный грязью и кровью, скорчившись от душевных и телесных страданий. – Спроси его, но осторожно, чтобы никто ничего не узнал. Вряд ли у него есть деньги, но он наверняка сможет меня выручить.

Когда посыльный удалился выполнять его поручение, он сказал себе: «Если он меня не вызволит из этой трясины, остается одно – уповать на Господа». Его мысли вновь вернулись к смерти. Он стал обдумывать способ, каким можно было бы покончить с собой, но так ничего и не решил. «Вот уж действительно: дурная голова ногам покоя не дает», – горестно сетовал он. В пансионе Онофре Боувила выслушал посыльного и подумал, что судьба дает ему шанс, удача сама плывет прямо в руки.

– Передай сеньору Браулио: я еще до наступления рассвета буду в полицейском участке с деньгами, – сказал он посыльному, – пусть успокоится, терпеливо ждет и не дурит – хватит глупостей на сегодня.

Как только посыльный ушел, он тотчас поднялся этажом выше и постучал в комнату Дельфины.

– С какой стати я должна тебе открывать? – спросила девушка через дверь, когда Онофре назвал свое имя.

Услышав этот грубый ответ, он не смог сдержать довольной ухмылки.

– Лучше бы тебе открыть, Дельфина, – вкрадчиво сказал он. – У твоего отца большие неприятности. Его задержали жандармы, и он попытался покончить с собой, так что сама видишь – дело серьезное.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Дельфина, преградив ему путь в комнату. На ней была та же ночная рубашка, которую Онофре уже видел в день, когда она пришла к нему предложить работу и когда он отвел ее к Сисиньо. Из соседней комнаты доносился жалобный голос сеньоры Агаты.

– Дельфина, лохань! – взывал голос.

Услышав его, Дельфина сделала нетерпеливое движение:

– Не задерживай меня. Я должна отнести матери воду.

Онофре не двинулся с места. В глазах девушки промелькнул ужас, и это подхлестнуло его смелость.

– Подождет, – процедил он сквозь зубы. – У нас с тобой дела поважнее.

У Дельфины мелко задрожала верхняя губа.

– Не понимаю, чего тебе от меня надо, – проговорила она.

– Ах, не понимаешь? Твой отец в опасности – разве я неясно выразился? Она, видите ли, не понимает. Ты что, совсем дурная?

Дельфина усиленно заморгала, будто непредвиденное стечение многих обстоятельств мешало ей оценить ситуацию в целом.

– Ах да – отец! – прошептала она наконец. – Что я должна сделать?

– Ничего, – нагло ответил Онофре. – Я – единственный человек, кто может его сейчас выручить, от меня зависит его жизнь.

Дельфина побледнела и опустила глаза. Часы на церкви Святого Иезекииля пробили несколько раз.

– Который час? – спросил Онофре.

– Полчетвертого, – ответила Дельфина и тут же добавила: – Если ты действительно можешь ему помочь, то почему этого не делаешь? Чего ты ждешь? И чего ты от меня добиваешься?

Из соседней комнаты звучали жалобные стенания больной:

– Дельфина, что случилось? Почему ты не идешь? Что за голоса в твоей комнате, дочка? С кем ты разговариваешь?

Дельфина сделала попытку выйти в коридор. Онофре воспользовался ее движением вперед, схватил за плечи и сильно притянул к себе. Скорее всего, в данный момент им двигал животный инстинкт, а не страсть; пока она стояла, замерев у него в руках, он тоже не двигался. Но если бы девушка сделала едва заметный шаг в сторону, это стало бы сигналом к борьбе. Сейчас сквозь плотную ткань ночной рубашки он ощущал ее колючие кости. Дельфина не сопротивлялась – она только просила умоляющим шепотом:

– Пусти меня, пожалуйста, жестоко заставлять мать столько ждать. С ней может случиться приступ.

Онофре и бровью не повел.

– Ты знаешь, что тебе надо сделать, если хочешь видеть отца снова и живым, – сказал он, подталкивая девушку в глубь комнаты.

Когда оба вошли, он закрыл дверь ногой и стал неловко шарить руками по ее телу, пытаясь расстегнуть пуговицы рубашки.

– Онофре, ради бога, не делай этого, – повторяла девушка.

Он хрипло рассмеялся:

– Не сопротивляйся, напрасный труд, – и добавил с ожесточением: – Теперь, когда рядом нет кота, тебя некому защитить: Вельзевул сдох. Эта тварь упала с крыши и разбилась всмятку. Я сам сбросил его мерзкие останки в канализацию. Проклятье! – почти закричал он, потому что никак не мог справиться с пуговицами.

До сих пор ему не приходилось иметь дела с женским бельем, а теперь к его неопытности присовокупилось еще и страшное возбуждение. Дельфина поняла безысходность своего положения. С одной только мыслью, чтобы все это поскорее кончилось, она навзничь упала на кровать и рывком задрала рубашку, оголив тощие бедра.

– Давай! Ну же! – прохрипела она.

Когда он поднялся с кровати, часы на церкви Святого Иезекииля били четыре утра.

– До восхода осталось совсем недолго, – проговорил он. – Я обещал сеньору Браулио, что буду в полицейском участке с деньгами еще до рассвета, и сдержу слово. Бизнес есть бизнес, – добавил он, глядя на Дельфину.

В глазах девушки появилось загадочное выражение.