По клубу гуляли красные лучи, усталый бармен перемешивал напитки, на сцене незнакомая рок-группа что-то пела об укусе вампира. Присев у бара, я принялась изучать людей. Постепенно к пунцовым лучам добавился кровавый туман, вглядываясь в который, я стала медленно погружаться в далёкие воспоминания моей прошлой жизни. Странно, но даже здесь мне не удалось избавиться от этого страха. Последние два года своей жизни я смотрела на реальность, словно сквозь туман, и не видела в ней себя. Подобные чувства и мысли возникали всё чаще. Обычно я включала телевизор, чтобы посмотреть конкретные передачи, но если мне всё-таки доводилось попадать на многочисленные популярные каналы, то реакция, как правило, была одна: “Да что вы все с ума посходили?!” Глупые шоу, пустые сериалы, бездарные певцы и актёры, пошлый юмор, окровавленные расчленённые тела, снятые с самых выгодных ракурсов, как самые прекрасные достопримечательности Лондона, ведущий, искусственно и гротескно изображающий потрясение, чтобы повысить рейтинг своей плотоядной программе, зловонная мерзость, лицемерные фальшивки, изуродованные разлагающиеся трупы детей на грязной клеёнке культуры…Я думала о том, почему на меня всё это вылили, и задавалась вопросом: неужели это то, чего хочет человек, чей великий разум столького достиг в науке и искусстве, чья жизнь, как однажды сказал мой отец, “ничто по сравнению с жизнью собаки”? Может, я действительно очень боялась смерти? Боялась умереть, так и не ответив на главные вопросы своего бытия: кто я и зачем? Я смотрела на толпы людей, вглядывалась в их лица – и видела голые кости, твердя себе, что все эти люди не знают ничего, хотя и отчаянно пытаются доказать обратное. Многим из них вообще было проще не думать об этом: прикрывшись мещанской верой и целиком погрузившись в зарабатывание денег, они вполне комфортно существовали в своём иллюзорном мирке. У меня так не получалось – я хотела понять этот мир и узнать цель, но не знала, как это сделать, ведь даже себе не могла ответить на вроде бы простой вопрос – кто я? Что заставляет меня поступать, говорить и думать так? Кто будит во мне желания и мечты? Когда я задавалась этими вопросами, меня охватывало бесконечное одиночество и холод, который я называла Холодом Равнодушной Вселенной. Помню, как на одном концерте я смотрела на огромную толпу возбужденно орущих фанатов и вдруг увидела, как они медленно рассыпаются в прах. Никогда ещё я не испытывала такого сильного ощущения бесполезности человеческого существования. Мне было ясно, что каждый сам выбирает для себя смысл жизни (иначе просто не выжить), что людям надо во что-то верить, и я была твёрдо убеждена – именно страх перед смертью создал религии и молитвы. Для меня существовала лишь одна истина – люди не знают ничего. Но разве мир не познаваем? Мне нужны были ответы, однако с каждым днем я осознавала, что их не будет. По крайней мере, при жизни.
Ни одна книга, ни один философ не мог ответить мне. Я перестала спрашивать об этом друзей и знакомых: не потому, что боялась показаться смешной или странной. Вовсе нет. Я боялась совершенно другого – увидеть сквозь дружелюбный взгляд, рассеянную улыбку непонимание и дикий первобытный страх в глазах собеседника, а вместе с тем ещё раз удостоверится в том, что мы живём в искусственном мире, который может рухнуть в любую минуту. Оставались только неизведанное “я” и мои мысли, чтобы постичь бытие, а на этом пути так легко стать безумцем. Я сама не заметила, как начала отдалять от себя друзей, которых у меня итак было немного.
В конце концов, у меня остался только один близкий человек, с которым я делилась страхами и нерадостными мыслями – милый сумасбродный Саша. Он всегда поддерживал меня, эмоционально воспринимал каждое слово, горячо соглашался или отчаянно спорил со мной. Его захватывали наши разговоры, он качал для меня из сети различные статьи и фильмы, мы вместе посещали заброшенные здания и бродили по кладбищам. Мне были нужны эти прогулки: во время них душа моя на время успокаивалась, мне казалось, что я чувствую близкий смысл всего сущего, целиком погружаясь в сладкую горечь и странную эйфорию. Находясь в таком состоянии, я могла заплакать у надгробий известных людей и даже у тех, чьи высеченные имена были мне совсем не знакомы. Но эти слезы не веяли смирением, напротив, это были слёзы эгоизма, того упрямого каприза, который хотел добиться истины. Хотела ли я добиться истины любой ценой? Мне сложно ответить, ведь тогда всё обстояло немного иначе.