Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Сказанное полностью распространяется на случаи параллельного упоминания слов «pactum» и «placitum». Все известные примеры свидетельствуют, что они использовались для обозначения совершенно различных правовых актов, пусть и осуществленных одними и теми же лицами. Наиболее наглядно эти различия прослеживаются в документах, фиксирующих результаты судебных разбирательств. Под «placitum» в них подразумевалось соглашение, содержавшее признание вины одной из сторон, которая брала на себя обязательство внести судебный штраф. Достижение этой договоренности, зафиксированной публично, в судебном заседании, в присутствии судей и сайона, было непременным условием оформления нового соглашения, ликвидировавшего конфликт и восстанавливавшего мир между истцом и ответчиком. Это, второе, соглашение и именовалось «pactum»[1003].

Как и в римскую эпоху, пакты оставались соглашением внесудебным: итоги судебного разбирательства могли быть лишь стимулом к их заключению. Сами же пакты оформлялись не в судебном заседании, а вне его, при обязательном присутствии «добрых людей». После того как проигравшая сторона вносила соответствующий штраф, истец и ответчик заявляли о восстановлении мира между ними и брали на себя обязательства не возбуждать новых исков по рассмотренному делу, совместно устанавливая особую плату (pena placiti uel securitatis) за нарушение условий договора. Именно такой результат и был конечной целью раннесредневекового судопроизводства. Все остальное было лишь средством для его достижения. Поэтому иногда встречаются документы, содержащие судебные решения, которые определяются как «pactum». Описание акта заключения «placitum» опускается в них как естественная предыстория, а главное внимание обращается на конечный результат.

Действия, сознательно препятствовавшие достижению главной цели, т. е. противостоявшие пакту, именовались «calumpnia» (calumnia, kalumpnia), а лицо, их совершившее, — «calumniator»[1004]. Это слово, означающее «клевета», «оговор», «навет», в более широком смысле — «ложное обвинение», «клеветничество»[1005]

, использовалось в документах, фиксировавших судебные решения, в том же значении, что и в рассмотренном выше фуэро Кастрохериса (974 г.). Чаще всего к «calumnia» относились случаи возбуждения судебных исков по ложному поводу, т. е. клеветнические проявления, что аналогично употреблению рассматриваемого слова в грамоте графа Гарсия Фернандеса. Однако содержание «calumnia» подразумевало и намеренное нежелание ответчика признать свою вину, что могло существенно осложнить или даже сорвать достижение соглашения. Подобные действия вынуждали судей прибегать к специальным процедурам — коллективной судебной присяге или даже ордалиям [calda (kalda, kalida)], т. е. к испытанию котелком с кипящей водой.

Примеры позволяют более четко уяснить изложенный смысл слова «calumpnia». Так, в грамоте 1041 г. зафиксированы результаты дела, ответчиками по которому выступали некий Фредино и его жена Леобина, поскольку их сын Эрмехильд нанес рану молодому человеку по имени Патер. Первоначально ответчики пытались отрицать обоснованность обвинения. Эрмехильд принес клятву, что не наносил раны пострадавшему, но, когда ему предложили подвергнуться ордалии, он признал свою вину, «вместо того, чтобы положить руку в котелок». В итоге Фредино и Леобина были вынуждены признать не только факт совершения преступления их сыном, но и намеренное создание им препятствий при проведении судебного разбирательства. Соответственно, они внесли за него как установленный судебный штраф (10 солидов), так и особую плату в качестве компенсации за «calumnia» клятвопреступника Эрмехильда. Лишь тогда мир между сторонами был восстановлен и заключено соглашение-«pactum»[1006].

Внесение судебных платежей, в том числе «calumnia», т. е. действия, способствовавшие миру, нередко обозначались производным от «pactum» глаголом — «pactare», «рассаге» или «peccare»[1007]. В старокастильском языке к XII–XIII вв. прочно утвердился восходящий к этим формам глагол «pechar»[1008]

. Он встречается в текстах всех фуэро, написанных по-старокастильски, и в большинстве случаев обозначает действие по внесению судебного штрафа, что характерно и для «Королевского фуэро», и для пространного фуэро Сепульведы[1009]. Аналогичное явление прослеживается и в отношении значения производного от этого глагола существительного «pecho». В обоих фуэро под ним понимается совокупность основных, в том числе судебных, платежей. Это значение полностью совпадает с объяснением интересующего меня термина, приводимым Родриго Толедским в его хронике: «…multam, quae Hispaniae pecta dicitur»[1010].