Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Все ритуалы происходили в собрании консехо. Но сама община до определенного момента играла лишь пассивную роль в происходившем. И только по завершении акта принятия клятвы эта его роль изменилась. Два сепульведских оруженосца — Диего Мартинес и Альваро Гонсалес — получили от сограждан официальные полномочия (зафиксированные, как и в Альбе-де-Тормес, особой грамотой[615]) принести оммаж от их имени. Лишь после этого они совершили его «en manos» Альфонсо Руиса[616]. Чтобы понять смысл означенного жеста, следует учесть свидетельства документов из Альбы-де-Тормес: оммаж «en mano» (досл.: «в руке», т. е. в форме рукопожатия) соответствует там фиксации обязательств между знатными, тогда как «en manos» (досл.: «в руках», т. е. вложением сложенных рук вассала в руки сеньора) относится к случаю, когда неравенство сторон очевидно[617]. Завершалась процедура клятвой вассальной верности, представлявшей собой краткое содержание контракта

[618]. В ней констатировался юридический факт вассалитета и перечислялись проистекавшие из него важнейшие обязательства (охрана жизни, интересов и прерогатив сеньора, обязанность служить ему, исполнять его приказания и т. п.), а также соответствовавшие им санкции. Очевидно, что все элементы описания в основных чертах соответствуют примерам, известным нам из текстов XII–XIII вв. как применительно к коллективным, так и к персональным оммажам.

Сказанное выше позволяет утверждать, что в системе феодальной власти консехо (в том числе территориальные общины Сепульведы и Куэльяра) по существу занимали место субвассала (аналога итальянского вальвассора), со всеми вытекавшими отсюда экономическими и правовыми последствиями.

Все изложенное выше позволяет понять место консехо как субъекта феодальной власти в Кастильско-Леонском королевстве, в основных своих чертах оформившегося в XIII в.

* * *

Приведенные факты неопровержимо свидетельствуют о непосредственной включенности консехо в систему феодальной власти. Будучи ее реальным субъектом в качестве вассала, община обретала отмеченные выше черты, придававшие ей определенную самостоятельность. Она наделялась конкретной территорией и некоторыми правами пользования ее природными ресурсами. В связи с этим консехо могло выступать участником пограничных споров и регулировать поземельные отношения среди своих членов. В его пределах доминировали локальные правовые нормы, закрепленные в текстах фуэро, королевских и сеньориальных привилегий, а также в местных правовых обычаях.

Выражая коллективную волю своих членов через посредство общих собраний и выдвигая назначенных «ad hoc» представителей («добрых людей», персонеро, прокурадоров и др.), община могла реально влиять на систему власти. Подобные полномочия прослеживаются в сфере назначения королевских и сеньориальных министериалов, режима организации судопроизводства, а также взимания платежей и востребования повинностей. Символическим отражением особого места консехо в феодальной системе стало наличие у него собственных знаков власти — знамени, печати и др.

Указанные черты внешне сближали кастильскую территориальную общину с муниципальными учреждениями запиренейской Европы. Однако консехо не относилось и не могло относиться к их числу. Оно не обладало собственной, пусть даже ограниченной, юрисдикцией и не имело необходимых для ее реализации органов местного управления. В итоге его самостоятельность была лишь самостоятельностью объекта, а не субъекта власти. Статус общины определялся узами вассальной зависимости от короля и сеньора города. Именно между последними на условиях вассального контракта распределялся комплекс властных прерогатив над консехо. Общине же отводилось лишь скромное право влиять на формы и методы реализации королевской и сеньориальной власти.

Феодальные принципы определяли структуру консехо — от правового режима ее территории до статуса и полномочий действующих в ее границах должностных лиц, получавших свои полномочия не от сограждан, а от сеньора. И сама партикулярность общины была лишь следствием действия этих принципов. Раздробленность, свойственная организации феодальной власти, неизбежно порождала множественность уз вассалитета. Параллельная зависимость от короля как сеньора по рождению и от сеньора города создавала потенциальную возможность использования неизбежных противоречий между ними в интересах общины.

Отсюда и возникала некоторая свобода консехо в смысле свободы действий. Однако ее значение не стоит преувеличивать. Не поверхностный оттенок свободы, а глубокие и сущностные узы зависимости определяли статус кастильской территориальной общины. Вопрос об истоках этой зависимости станет предметом исследования в третьем разделе книги.

Раздел III.

Система землевладения в рамках консехо в XIII — середине XIV в.

и природа феодальной зависимости территориальной общины