Город мертвых

Поднялся слабый ветер, и мистер Лисс назвал его чертовым, но не потому, что ветер выдували черти, а оттого, что он начал сглаживать следы снегохода. И как только показалось, будто следы исчезнут прямо у них на глазах, они увидели сквозь снег светящиеся окна и добрались до дома Бозмана.

Печальная музыка все еще звучала. Мистер Лисс, подобрав с верстака в гараже свое длинное ружье, отправился в дом, в гостиную.

Намми пошел за стариком, хотя и не желал за ним идти, потому что боялся чудовища, игравшего на пианино. Но было в мистере Лиссе что-то, что заставляло за ним следовать, хоть Намми и не мог понять что. Дело было не в том, что он иногда грозил отрезать тебе ноги и скормить их волкам, если не будешь шагать за ним или делать другие вещи, которых он от тебя хотел. На самом деле Намми отчего-то хотелось следовать за мистером Лиссом, несмотря на угрозы. Возможно, вначале угрозы и были частью того, что заставляло Намми остаться с ним, но теперь дело было в чем-то другом. Будь бабушка жива, она бы поняла, что это такое, и смогла бы объяснить Намми.

В гостиной мистер Лисс сказал пианисту:

– Или Бозман был самым депрессивным сукиным сыном из всех, что жили когда-либо, или ты просто не хочешь играть известную ему музыку повеселее.

– Убей меня, – сказал пианист. – И музыка прекратится.

– Как никто другой, я хочу это сделать больше всего на свете, – сказал мистер Лисс. – Я убивал всех монстров, которые мне попадались, а их попадалось немало. Но ни один из них не будет мне это приказывать. Я не из тех, кому можно диктовать условия. Малыш, подтверди.

Намми сказал:

– Это правда. Мистеру Лиссу нельзя приказывать. Он сразу начинает сопротивляться. Если бы он горел, а кто-то сказал ему прыгнуть в воду, мистер Лисс мог бы не сделать этого только потому, что это была не его личная идея.

– Черт подери, – сказал старик. – Это откуда такие мысли?

– От меня, сэр.

– Да я понял, что от тебя, я же слышал, что ты это говоришь. Но идея-то глубже, чем бóльшая часть твоей болтовни и лепета. Не то чтобы я хотел тебя на подобное вдохновлять. Я не просил сеансов психоанализа. Я попросил тебя подтвердить мое простое утверждение для этого мрачного урода.

Руки Ксерокса Бозмана, как и раньше, летали взад-вперед по клавишам, словно не извлекали музыку из инструмента, а сама музыка была в руках и пианино притягивало ее наружу, как земля притягивает молнии в грозу.

Намми почувствовал, что его, как и прежде, немножко гипнотизируют летающие руки. И мистера Лисса, скорее всего, они тоже гипнотизировали, потому что он долго слушал, ничего при этом не говоря.

Но потом старик все-таки сказал:

– Если ты хочешь умереть из-за того, что увидел во время смерти Бозмана, почему сам не убьешь себя?

– Я не могу. Моя программа запрещает самоуничтожение.

– Твоя программа.

– Та, что была инсталлирована в меня в Улье, в лаборатории, где меня сделали.

– Франкенштейном, – насмешливо сказал мистер Лисс. – В Улье.

– Именно так.

– Ты все еще рассказываешь эту сказку.

– Это правда.

– А то, что ты марсианин или другая злобная мерзость с другой планеты, – неправда?

– Неправда, – сказал пианист.

– Мы сегодня вечером сожгли какие-то большие коконы. Ты делаешь такие коконы?

– Нет. Я коммунитарий. Коконы делают Строители. Но всех нас делают в Улье.

Мистер Лисс долго над этим думал, прежде чем сказал:

– Раньше я хотел убить тебя, но по какой-то причине думал, что это плохая идея. И все еще считаю это плохой идеей, черт меня знает почему, ведь удовольствия я получил бы немало. Так вот что я тебе скажу – я убью тебя наверняка и точно, как только почувствую, что это правильно.

Музыка была очень печальной. Намми подумал, что человек может свернуться в клубочек и никогда больше не развернуться, если слишком долго станет такое слушать.

– Взамен, – сказал мистер Лисс, – ты пойдешь с нами и ответишь на некоторые вопросы.

– Какие вопросы? – спросил пианист.

– Любые гребаные вопросы, которые мне придет в голову задать. Я не собираюсь заранее давать тебе список вопросов, чтобы ты мог изучить их и придумать кучу лживых ответов. Тут у нас О’Бэннон дурачок, а не я, и лучше тебе это запомнить. Если соврешь мне, я узнаю, я носом чую вранье лучше, чем гончая ближайшую сосиску. И тогда я посажу тебя в клетку, буду хорошо кормить и никогда не убью. Тебе придется заслужить то, чего ты хочешь. Это понятно?

– Да, – сказал Ксерокс Бозмана и поднялся из-за пианино.

48

Рабочим коммунитариям Улья запрещено спускаться на не задействованные в проекте Виктора пустые нижние этажи, по которым он прогуливается в блистательном одиночестве.