Город постоянной темноты

— Мы все должны понимать, как совместный труд сплачивает коллектив, как он способствует достижению главной цели нашего интерната — воспитание достойного члена общества. Мы все должны понимать, что труд — это главный способ добиться дисциплины и взаимоуважения, мы достигаем взаимопонимания только благодаря общей работе, — он осмотрелся, выискивая в толпе учеников лиц, «сопротивляющихся» единым требованиям, — мы работаем, как единый механизм и сбой одного элемента приводит к сбою во всей машине.

Я отключил сознание, чтобы больше не слышать его речей. Они и так были банально пусты, повторяясь из недели в неделю. Поднявшийся ветер закрутил дорожную пыль, создавая маленькое торнадо на тропинках между корпусами.

Я хорошо помню себя лет с четырех. Вернее, помню я, конечно, урывками, но мне кажется, что осознание того, что я это я, пришло ко мне именно тогда. Я помню как девчонка, с которой мы воспитывались в одном интернате, пока меня не перевели в Обитель, танцевала на рождественском празднике. Да, ей еще тогда вручили кофейный игрушечный сервиз. Хороший подарок. Он был коричневого цвета, с белыми крышками, а сахарницу потом испортил ее старший брат, который использовал ее как пепельницу. Недоумок. Она так сильно плакала, что ее несколько часов не могли остановить, все кричала, что он умеет только портить, что ему нельзя верить, что она вообще не хочет больше его видеть, что хочет, чтобы он умер. Глупости, конечно, наговорила от грусти, но брат больше к ее вещам не притрагивался. Не знаю, что теперь с ними стало. Она очень хорошо танцевала. Может, устроили в танцевальную школу. Как же ее звали? Минди… Марси… Линда… Фиби, нет, не помню. Странно, я мог вспомнить до деталей каждый момент ее тогдашнего танца, а имя не помню. Просто смутное пятно там, где в памяти должно было отложиться ее имя.

Я посмотрел через несколько рядов воспитанников, ища глазами Люка. Трудно было найти его светлую голову среди таких же непримечательных, будто выцветших макушек, тем более что он был ниже ростом многих из своих сверстников. Наконец, я увидел как он наклонился, рассматривая шнурки на своих ботинках и улыбнулся. Странно, мне вдруг стало так спокойно, что мой друг здесь, рядом, хоть и вдалеке, в одной упряжке со мной, хоть и в другом ряду, что он дышит, стоит здесь, слушает Хейвса. Я почувствовал себя счастливым. Для разнообразия.

— Таким образом, сейчас контролирующие специалисты огласят списки тех, кто будет состоять в группах, затем каждая из групп получит свое задание. А Джона Рипли я попрошу зайти ко мне.

Дьявол! Еще и при всех! Мало мне насмешек! Я вышел из строя и направился к площадке, с которой вещал директор. Понурив голову, я прошел мимо Саймона и искоса посмотрел на него, но он даже не смотрел в мою сторону. Странный человек, то кивает тебе, стоя за несколько метров, то не смотрит, когда идешь мимо него.

— Садись, Джек. — С порога заявил мне директор.

Я остался стоять, потому что сначала даже не понял, что он сказал.

— Я говорю, садись! — Громче и суровее повторил он.

Я приподнял бровь в удивлении. Обычно ученики не садились перед администрацией.

— Ты сегодня опять проспал? — Его голос смягчился.

Я неуверенно кивнул.

Хейвс постучал пальцами по столу и задумчиво посмотрел в затененное темным тюлем окно.

— Ты понимаешь, что это противоречит уставу?

Я снова кивнул.

Он наморщил нос и поводил плотно сжатыми губами из стороны в сторону, будто хотел сплюнуть.

— Сэр, я ведь не опоздал ни на завтрак…

Он махнул рукой и прервал мои оправдания. Я опустил голову.

— Ты уже не первый раз поступаешь таким образом.

Он говорил так, будто я специально просыпаю. Кто виноват, что подъем так рано, а отбой мне нужен часа на четыре позже?

— Я могу предоставить тебе выбор.

Я заинтересовано посмотрел на него, но заговорить не решался.

— Ты уже знаком с мистером Саймоном?

— Он наш новый учитель географии. — Ответил я.

Хейвс странно улыбнулся. Казалось, он готов растерзать Саймона своими руками прямо в кабинете. Что ж, в этом мы с ним сходились.

— Тебе он понравился?

Я не знал, что ответить. Сказать правду, значит оскорбить учителя, а мне и так косяков хватало, соврать, значит… Я подернул плечами.

— Нормально, сэр.

Хейвса вряд ли удовлетворил этот ответ, потому как он стал стучать пальцами быстрее и сильнее.

— Но он вызывает у меня сомнения.

Я проследил взглядом каждое движение толстых, маслянистых пальцев директора и посмотрел ему в лицо.

— Сэр?

— Он очень мало похож на учителя, не так ли? — Добродушно спросил он.

Я пожал плечами. Они будут болеть от таких частых движений.

— Я бы хотел больше узнать о нем, понимаешь? — Продолжал Хейвс. — Он, конечно, предоставил мне анкету, подробное резюме, но я чувствую, что все это липа.

— Липа, сэр? — Переспросил я.

Хейвс кивнул. Никогда еще не вел столь задушевной беседы с директором, и я чувствовал, как накаляется подо мной сиденье кресла.

— Лучше узнать человека в неформальной атмосфере, не так ли? — Директор поднял на меня глаза и сощурился. Он был похож на зажравшегося лиса, который только что стащил жирную курицу из соседней деревни.