Город заката

Улицы Тальпиота благоухаюттеплой ласковой пылью.Луна за мною движется на поводке,и ночь распускает свой синий парус.Я встаю на цыпочки и ножом              распарываю парус.

За ним сидят керубы, я слышуих затаившееся дыханье.О, этот стремительный полет!Рассвет тлеет в золе пустыни.Прозрачный гигантспускается спать к Иордану.С моря поднимается ветерок

и трогает солью губы.

XII

Олива солнце роза воздухпыль горлица глоток и каменьребро и ярус мрак ступень волнахрусталик сон глубокий лик.

Одетая во всё черноемолодая женщинаспускается из Храма.Она идет в незримый сад,но медлит, как будто что-то позабывили услышав оклик.Оглянувшись, она всматривается

в мокрое от слез лицо мужчины иостается стоять на ступенях.

46

В Тегеране кяфира Грибоедова убили ударами сабли в грудь, а мальчишка, подмастерье кузнеца, кривым ножом ловко полоснул ему горло, встал ногой между лопаток, и шейные позвонки с хрустом отпустили голову с плеч. Затем Грибоедову выбили передние зубы, молоток вбил стекло пенсне в опустевшую глазницу, голову надели на шест и, потрясая им, двинулись по улицам. Важный кяфир, не встававший в присутствии шаха, был причиной войн, бедности, унижения общинных старцев и неурожая. Шутовская его голова плыла теперь над Тегераном и скалилась выбитыми зубами. Мальчишки швыряли в нее камни, и глупый стук раздавался при попадании. Здесь же, в толпе, тащили руку Грибоедова с перстнем и в его треуголке шел подмастерье кузнеца. Тело поэта и дипломата, привязанное вместе со стаей дохлых кошек и собак к шесту, тащили вслед за головой. Три дня с утра до вечера волочили почернелое, ссохшееся тело русского посланника по столице. На четвертый день его бросили в выгребную яму. Голову выкинули раньше.

На берегу реки Арпа на выбор баранина или мелкая речная форель, зажаренная во фритюре; отдых в тени густой ниспадающей ивы, волнообразный стрекот кузнечиков и цоканье цикад и редко — звук проносящегося автомобиля. Правый приток Арпа — Гергер, яростно мчащийся под уклон с плеча перевала, на котором в 1829 году русская литература отдала дань памяти Грибоедову: Пушкин здесь встретился с повозкой, которая везла тело автора «Горя от ума» из Тегерана.

Неадаптированная «Тысяча и одна ночь» полна оскопленных мошонок, начиненных рахат-лукумом и орехами, выпущенных перламутровых кишок и дрожащего ливера, отрубленных конечностей и отравленного шербета. Мусульманские детишки моего детства на Апшеронском полуострове, обделенные телевизором и Микки Маусом, почитали за высшее развлечение отрывание воробьям голов и потрошение скотины. С малых лет они умели взять нож и спустить барану кровь через глотку, затем сделать разрез от основания грудной клетки до нижней челюсти, обнажив пищевод и бледную гофру трахеи. Им нравился солоноватый душный запах свежатины. Далее: вспороть барану брюхо, аккуратно, чтобы не задеть кишки или желудок. Бережно вынуть внутренности, отложить печень, почки, легкие. Баран тряско колыхается всей свалявшейся грязной коричневой шкурой, густой настолько, что для того, чтобы у такого прощупать жир, требуется сноровка. Помню: только что зарезанный баран начинает бежать, сначала дергаются задние ноги, затем с необыкновенной мерностью спазмы охватывают его всего, и скоро он с уже остановившимися глазами затихает; кровь намочила землю, под ним прочерчены копытами по грязи аккуратные бороздки-дуги.

В чем причина азиатской жестокости? Мрачные азиатские казни демонстрируют одно: степень репрессивности сознания — как властителей, так и подданных. Свободный правитель не способен к страшным расправам. Жестокость есть следствие страха, вымещения его хтонической энергии на другом.