Город живых

Мерзкая серость поглотила вагонное депо. Туман был таким густым, что я представил, как тлеющие угли ада испускают клубы дыма и сквозь недра земли он прорывается на поверхность. Было в этом что-то обнадёживающее. Быть может, потому что я был уверен в том, что адские угли тлеют, а значит, здесь всё кончено. Моё радужное настроение быстро сменилось на прежнее, потому что мы приблизились к зданию депо. Мы увидели то, что от нас скрывало адское дыхание.

– А ведь это всё из-за вас, – послышался голос откуда-то снизу. Голос был хриплый, осевший, с нотками отчаяния. У стены, обсыпанной осколочными угрями, сидел мужчина. Не старый, но возраст его тяжело было угадать. Он не был бездомным. По крайней мере, до войны. Сейчас на нём была растерзанная одежда, на щеках – борода, кожа на руках и лице была коричневой, и от него неприятно пахло. Запах перегара проникал в лёгкие, когда мужчина продолжил свою речь.

– Вот вы только подумайте, двадцать первый век, а люди продолжают убивать друг друга без особых на то причин. Просто бьют по городу, а всё почему?.. – он вдруг остановился и ждал нашего ответа.

– Простите, это вы нам? – посмел поинтересоваться я.

Но вынужденный бездомный был где-то далеко. Витал в прострации. Через несколько секунд он продолжил:

– Вы виноваты. Да, вы молодые люди. Журналисты во всём виноваты. Кто же ещё мог убедить людей в том, что нужно убить своего соседа. Не нужно изобретать новые виды оружия. Человек сам может всё сделать своими руками, если ему дать мотивацию, идею. За свои убеждения он порвет глотки. Вы же, должно быть, образованные, значит, читаете книги. Читали Хаксли? «Обезьяна и сущность»? Помните, как там говорил психолог, доктор Шнеглок: нужно лишь пригрозить соседу оружием массового уничтожения. Остальное предоставьте панике. Вечером в газетах появится это сообщение, а наутро люди уже будут давить друг друга. Я процитирую, если вы не против…

Даже если бы мы и были против, старика это бы не остановило. Он начал цитировать:

– Коротковолновые трансляции из-за океана, заголовки в вечерних газетах. В результате восемь миллионов жителей тут же принялись затаптывать друг друга насмерть на мостах и в туннелях. Выжившие рассеялись за городом – словно саранча, словно полчища чумных крыс. Они заражали воду. Распространяли брюшной тиф, дифтерит, венерические болезни. Кусали, рвали, грабили, убивали, насиловали. Питались дохлыми собаками и трупами детей. По ним без предупреждения открывали огонь фермеры, их избивала дубинками полиция, обстреливала из пулеметов национальная гвардия, их вешали комитеты самообороны. Цивилизация была разрушена без единого выстрела.

Он продолжал смотреть в пустоту, но по-прежнему разговаривал с нами:

– Если бы не цепные псы, всё можно было бы сохранить, но не теперь. Радуйтесь. Посмотрите на плоды вашей работы. Здесь есть на что посмотреть. Зрелище для толпы, то, что надо. Они ужаснутся на мгновение, а потом продолжат жевать свой корм. И забудут об этом через минуту, как станет невмоготу. Жить-то хочется. А жить с мыслями о том, что кому-то сейчас плохо, тяжело. А зачем усложнять себе жизнь, если есть столько хорошего в жизни – ваши заметки, например. Вы же, должно быть, талантливые. Напишите красивые истории, люди прочтут, почувствуют свою причастность и продолжат жить, обманывая себя, что они хорошие люди, потому что сочувствуют ужасам, произошедшим в Дебальцево. Общество больно. Оно может спокойно воспринимать убийства тысяч, но рыдать над одной сопливой историей из гламурного блокбастера с голливудской звездой в главной роли. А вы потакаете им. Нет, вы даже хуже их. Осознавая всё это, вы продолжаете заниматься своим гадким делом. Вы бешеные псы сумасшедшего общества. Ступайте. Какая разница, что я тут вам всё это наговорил.

Не знаю, существовал ли этот мужик, или это была игра моего подсознания, а быть может, и мои собственные мысли, но когда я обернулся, то незнакомца не было на том месте, где он вывалил на нас поток несчастья и ненависти к миру.

* * *

Перед нами были железные кованые ворота. Железные прутья вились и сливались в два желтых трезубца – герб Украины. Я почувствовал раздражение. Вражеский символ. Для меня это уже не был символ моей страны.

Забегу вперед: когда в следующий раз я приеду сюда через полгода, то гербов уже здесь не будет.

Мы прошли в ворота и увидели группу людей. Они что-то между собой обсуждали. Должно быть, машинисты.

– Добрый день.

– Та где же он добрый?

– Мы журналисты. Могли бы вы нам показать депо. Нам нужно для материала поснимать.

– Саня? Где Саня? Он у нас самый разговорчивый, – объяснил мужчина в черной куртке и водительской фуражке.

У всех был уставший вид, и им мало хотелось водить нас по развалинам. Сейчас они думали, как им здесь всё убрать, восстановить и вернуть довоенный вид.