Города и годы

ТКАЦКО-ПРЯДИЛЬНАЯ ФАБРИКА

«КОНКОРДИЯ» В БУНЦЛАУ

№… Заработная плата за 57½ часов… М. 9. 91

Вычеты:

Больничная касса. . . . . 28

Страховая касса. . . . . . 12–40

Netto… М.9.51

Отныне никто не в состоянии уклониться от логического вывода, что примирение было бы катастрофой, что единственной возможностью стала война. До сих пор – ответ на вызов, дело чести, средство к цели, отныне война становится самоцелью! Вся нация, как один человек, будет требовать вечной войны!

(«Мüncher Medizinische Wochenschrift»)

Воспитание ненависти! Воспитание уважения к ненависти! Воспитание любви к ненависти! Организация ненависти! Долой детскую боязнь, ложный стыд перед зверством и фанатизмом! Да будет и в политике по слову Маринетти: побольше оплеух, поменьше поцелуев! Мы не смеем колебаться объявить богохульно: наше достояние – вера, надежда и ненависть! Величайшее среди них – ненависть!

(Советник медицины доктор В. Фукс,старший врач Государственной Баденскойпсихиатрической лечебницы в Эмендингене)

Штадтрат просидел над голубой тетрадью до глубокой ночи, прочитывая одну вырезку за другой. Их было много, они были наклеены без порядка, и люди, образы, идеи, анекдоты сыпались на штадтрата, точно погремушки из кузова елочного деда, – уродливые, расцвеченные, искаженные, цирковые. Штадтрат отточил ножичком красный карандаш и острыми буквами напечатал на голубой обложке:

Собранные в этой тетради заметки не представляют собой военной или государственной тайны, как опубликованные в печати. Однако тенденциозный подбор газетных сообщений указывает на враждебные чувства собирателя к Германии и мог бы, при удобных обстоятельствах, оказаться на руку противнику. Поэтому считаю нужным передать бельгийского гражданина Перси военным властям.

В Обществе друзей хорового пения парикмахер Пауль Генниг пел басом. Басы в Европе редки, и Пауль Генниг имел основание считать себя человеком незаурядным. Сознание это сделало его беспокойным, а беспокойство привело в социал-демократическую партию. Тут он окончательно уверовал в свою звезду и сделался самым шумным человеком в Бишофсберге. Когда по вечерам, закрыв цирюльню, Генниг заходил к Андрею, чтобы поговорить о политике, в комнате, похожей на манеж, каждый предмет убогой обстановки мгновенно воплощался в механический станок. Кругом гудело, потрескивало, звенькало, дребезжало, отзываясь на рокот, рыканье, раскаты парикмахерского баса. Генниг заполнял собою весь манеж.

– Ерунда, все этто еррунда! Господа юнкеры не понимают, что мы идем навстречу социализму! Не пони-мают!

– Каким образом? – спрашивал Андрей.

– О-го! Вы тоже не понимаете, дорогой Андреас?

– Я вижу, что мы живем за счет накопленного раньше.

– Андреас, Андреас! Война! Понимаете? – война!

– При чем же здесь…

– Стойте, стойте! Генниг разовьет вам свою мысль. У вас нет дисциплины ума – у вас, у русских. Славные ребята. Я говорю – славные р-рребята, вы, русские! Бисмарк был прав, старик прав. Он говорил: не ссорьтесь с русаками, русаки – натуральные – понимаете? – натуральные союзники немцев. Генниг развивает мысль старика и говорит: славные ребята! Но у вас нет дисциплины ума. В Обществе друзей хорового пения, где я – казначей, я прямо сказал: мы идем к социализму!

– Через войну?

– О-о! Через войну! Андреас, вы начинаете мыслить дисциплинированно, это – моя заслуга! Ха-ха-ха, не сердитесь, Андреас! Именно – через войну. Каким образом? Война научает нас распределять – о! – рраспрределять продукт помимо – о! – помимо капиталистического аппарата!

– Хлебные карточки?

– О-о!

– А другие страны?

– Другие страны?

Пауль Генниг сорвался со стула и поднял голос на два тона. Станки по углам манежа ринулись дребезжать и звенеть что было мочи.