Города и встречи

В начале нэпа Ольга Дмитриевна жила так же, как и многие другие советские писатели, в Доме искусств. Она была старше всей нашей компании «серапионов», но любила посещать наши собрания и с интересом слушала, как мы читали только что написанное и беспощадно критиковали друг друга. Константин Федин, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, Михаил Слонимский, Николай Тихонов, Николай Никитин очень ценили ее меткое слово, когда она напускалась на нас за неточно выраженную мысль, фальшивую деталь или неоправданный композиционный ход.

Про нее говорили, что в одном из дореволюционных «толстых журналов» — не то в «Образовании», не то в «Русской мысли» — у нее был напечатан то ли роман, то ли повесть. В общем, ее литературное рождение состоялось давно[514]. Никто из нас не читал этого произведения, но слух о нем держался упорно, и Ольга Дмитриевна «ходила в старых писателях».

Старые писатели тогда окружали нас тесным кольцом. Некоторых из них мы когда-то уважали, перед иными преклонялись. Почти все они, даже те, которые прежде считались радикальными, теперь неодобрительно относились к большевикам. У них были твердо завоеванные имена, репутации, квартиры. У Ольги Дмитриевны не было квартиры, как и у многих из нас. Впрочем, те из нас, у кого были в Петрограде семья и квартира, предпочитали уходить от них: так было легче и проще.

Писателям и художникам отвели бывший дом купца первой гильдии, бакалейщика Елисеева. На гастрономии Елисеев нажил миллионы, сотворил роскошный магазин на Невском проспекте и купил старинный дом на углу Невского и Большой Морской. Один фасад этого дома выходил на набережную реки Мойки. Дом, который стал называться Домом искусств, был обставлен с купеческой роскошью: вестибюль в «русском стиле», с дубовыми резными ларями и скамьями, со стоячими светильниками, на манер хрустальных деревьев, с белой мраморной лестницей, ведущей в парадные комнаты. Буфетные комнаты и столовые — каждодневные и парадная, для званых обедов, анфилада гостиных, украшенных зеркалами, каминами, наборными столиками и неудобными креслами, затянутыми штофом и шелком. Все это было расставлено в строгом порядке под холстами «модерных» художников, но там же стояли и мраморы Родена, ныне перебравшиеся в Эрмитаж.

Разумеется, для жилья поэтам и художникам были предоставлены не эти помещения, а другие, в полуподвальном этаже, где раньше жила челядь купца Елисеева. В длинный узкий коридор выходили десятиметровые комнаты с окнами во двор. Коридор вливался в просторную благоустроенную кухню, сверкавшую белокафельной плиткой и медными котлами. Здесь в те суровые снежные зимы чудом сохранялось живое тепло. К этой кухне тянулись по утрам и вечерам населяющие дом поэты, прозаики, критики и художники. Кстати, коридор, где они жили, носил название «Обезьянник» — видимо, по аналогии с отепленным помещением для обезьян, где эти хрупкие создания зимовали в Петроградском зоологическом саду.

Ольга Дмитриевна Форш вместе с сыном Димой также жила в эти годы в «Обезьяннике» при Доме искусств. Рядом с ней, в такой же каюте, помещалась художница Щекатихина с маленьким сыном, а через коридор жила Надежда Павлович, поэт. В книге, которую Ольга Форш назвала «Сумасшедший корабль»[515]

, рассказано о жителях этого дома, о фантастическом быте лет, когда бывший дом Елисеева казался нам куда-то несущимся призрачным кораблем.

Но сама Ольга Дмитриевна была земным человеком, полным жизни, веселья, интереса ко всему существующему. Она была одарена острой наблюдательностью, ее черные глаза сверкали лукавой усмешкой, ее меткое слово не знало пощады. Своего сына Диму и его ровесника, сына Корнея Чуковского, Колю, шестнадцатилетних подростков, она прозвала недомерками и неподражаемо весело рассказала в «Сумасшедшем корабле» о том, как эти мальчики изображали дельфинов в «живом кино». Живое кино ставилось ежедневно в одной из гостиных под режиссерством и с конферансом Евгения Шварца: в ее повести он фигурирует под прозрачным прозвищем Геня Чорн. Сценарий назывался «Антоний и Клеопатра» (не по Шекспиру); в связи с тем, что примитивная техника не позволяла показать флотов Антония и египетской Клеопатры, пришлось их заменить игрой восхищенных дельфинов. Прыгая под елисеевским ковром, «дельфины» — Коля Чуковский и Дима Форш, — чтобы «перевернуть» друг друга, показывали чудеса ловкости и даже разбили себе носы в кровь, за что им была выражена благодарность дружными рукоплесканиями зрительного зала.

Ольга Дмитриевна была не только талантливым писателем, она была еще и даровитым художником. В свое время она обучалась у знаменитого педагога Павла Чистякова, учителя многих славных художников, в числе которых был и Суриков, и Репин, и Врубель, и Валентин Серов.