С гордостью узнала я, что книгу не нужно возвращать каждый раз и выписывать снова, а можно ее «оставить за собой». С начала года я выписала две книги — те, с которыми начала знакомиться в Лодзи: «Историю культуры» Липперта и «Политическую экономию» Железнова. Я читала их по очереди, часа по два, и старательно конспектировала для себя. Я поставила себе целью составить свое «собственное миросозерцание», и если у меня нет связи с людьми, которых я ищу, то постараться не терять времени, а учиться самой.
2. Неожиданная встреча
Однажды, проходя перед деревянным диванчиком у туалета, я увидела товарища Елену[145]
, мою берлинскую руководительницу кружка. Издали она казалась еще строже и недоступнее, чем тогда, но, увидев меня, вдруг расцвела улыбкой.«Вы в Петербурге?» — спросила я.
«Да, я живу здесь с сестрой и братом. Помните Алешу?»
Я решила, что она должна быть связана с социал-демократической организацией и что ее-то я и попрошу помочь мне найти настоящее дело.
«Выйдем вместе, — предложила она. — Я сдаю книги. Подождите меня у выхода».
Через несколько минут мы шагали рядом по искрящемуся снегу под лучами фонарей. Я выложила ей все, что наболело, — и про Лодзь, и про белостокский погром, и про мои попытки «создать себе миросозерцание».
«А вы тогда хорошо у нас занимались, — вспоминала товарищ Елена. — Нужно кончить гимназию, и тогда найдете применение своим силам».
Но я настаивала на том, чтобы немедленно связаться с социал-демократической организацией и делать хоть что-нибудь. Она пригласила меня зайти к ней на дом в воскресенье и дала адрес где-то на Лиговке: «Я узнаю, что можно для вас сделать».
В воскресенье в квартире зубного врача, куда я пришла аккуратно, ко мне вышла Елена, теперь Раиса Григорьевна Лемберг, и просила запомнить адрес: туда мне придется пойти в один из вечеров к товарищу — она назвала его фамилию. Елена предупредила его о моем приходе, и он введет меня в школьную революционную организацию социал-демократов. Он объяснит мне все, что я должна буду делать.
На другой день вечером я поднялась по крутой вонючей лестнице на шестой этаж жилого дома на Десятой роте[146]
и со страхом и волнением позвонила. Мне открыл дверь студент-технолог, и когда я спросила у него, здесь ли живет Валентин Иванович, он пропустил меня вперед в маленькую, бедно обставленную комнату, объяснив, что он меня ждет. У него было приятное открытое лицо, которое располагало к нему с первого взгляда. Он попросил меня рассказать ему о себе, где я учусь, в какой гимназии, где училась раньше, что я читаю и что хотела бы делать в жизни.Я говорила, ничего не скрывая.
«Хотите работать для революции? — повторил он мои слова и задумался. — Не знаю, что бы вам лучше подошло. Попробую связать вас с группой учащихся, которая помогает Петербургскому комитету. Устраивали ли вы когда-нибудь вечера?»
Я в жизни не устраивала вечеров, но немедленно согласилась принять участие в организации любого вечера, если мне объяснят, что я должна буду делать. Оказалось, что группа, работающая по устройству вечеров, собирается на следующий день в семье одного из учащихся. Валентин Иванович направил меня туда, сказав, что он и сам там будет, познакомит меня, и мне разъяснят все, что мне предстоит делать.
Я с удовольствием поговорила бы с ним еще, но он, видимо, куда-то торопился и, пожав мне руку, недвусмысленно повел меня к выходной двери.
Дом, где решили собраться, тоже находился где-то в Ротах, где именно, не помню. Я пришла аккуратно, так как очень волновалась и думала, что наконец-то осуществится мое желание сблизиться с настоящими людьми, делать то, что я про себя называла «настоящей работой».
В просторной квартире жила, видимо, большая семья. В широкой передней висело множество пальто, жакетов, гимназических шинелей, фуражек и меховых шапок, девичьих шляпок.
Я сказала маленькой, полной, румяной, как зимнее яблоко, женщине, которая открыла дверь, что пришла к Валентину Ивановичу. Ведь я не знала никаких других имен, а он не назвал даже фамилии хозяев квартиры. Женщина ответила, что Валентин Иванович здесь не живет, но, может быть, будет сегодня, и пригласила подождать его в столовой. Вслед за ней выбежали в переднюю двое ребятишек лет семи-восьми, мальчик и девочка, и сейчас же отправились обратно впереди меня.
«Маруся, — закричали они, — к Валентину Ивановичу пришли!»
Женщина, встретившая меня, вышла, и я осталась в передней, смущенная и подавленная собственной застенчивостью. Потом решилась войти в ту дверь, за которой слышались громкие голоса и смех.
За длинным столом, на котором кипел самовар, происходило чаепитие. Кроме маленьких, сидевших рядышком, было две девочки лет четырнадцати-пятнадцати, в коричневых форменных платьях с черными передниками, и гимназист постарше. Они о чем-то переговаривались и нисколько не удивились моему приходу. Одна издевочек, высокая тоненькая блондинка, сказала: «Садитесь. Чай будете пить?»