Городской конструктор. Идеи и города

Представления градостроителей и горожан очевидным образом не совпали. Первые рассматривали реконструкцию места трагедии как чисто техническую проблему – какие улицы закрыть, какие открыть, где строить, как обеспечить увязку элементов сложной подземной инфраструктуры, как решить транспортные задачи (уличное движение, метро, скоростные электрички). Планировщики намеренно отказались от концепции суперквартала и поставили перед собой достаточно скромную задачу – реинтегрировать район бывшего Всемирного центра в остальной город. Как заметил тогда Пол Голдбергер, архитектурный критик из New Yorker, «смелость у градостроителей уже не в моде, особенно на Нижнем Манхэттене, где она ассоциируется не только с проектами вроде Всемирного торгового центра, но и с нереализованным планом Роберта Мозеса по прокладке через центр города скоростной автострады, который обернулся бы гибелью Сохо»{157}

. Но горожане требовали именно смелых идей. Для них реконструкция места теракта была не просто «ремонтом», но возможностью создать новые, неординарные архитектурные формы, способные стать символом трагедии 11 сентября и соответствующим мемориалом.

Еще до окончания слушаний обескураженные руководители Корпорации по застройке Нижнего Манхэттена объявили о продлении срока подготовки генерального плана, чтобы рассмотреть новые предложения{158}

. Шесть представленных проектов были положены под сукно, а через месяц был объявлен международный комплекс «концептуальных замыслов». В нем приняли участие четыреста шесть рабочих групп, в финал прошли семь проектов. У некоторых участников уже был градостроительный опыт, но большинство составляли знаменитые архитекторы, в том числе два лауреата Прицкеровской премии – Ричард Майер и Норман Фостер, а также Чарльз Гуотми, Рафаэль Виньоли, Питер Айзенман, Стивен Холл и молодые иностранные зодчие, в частности Даниэль Либескинд, работавший в то время в Берлине, лондонское бюро Foreign Office Architects (FOA) и амстердамская мастерская UNStudio.

В первых предложениях, представленных градостроителями, учитывались такие обыденные факторы, как расположение станций метро, транспортные маршруты, существующие тоннели под рекой и подземная инфраструктура, а также сообщение с Бэттери Парк-сити на западе и Трайбекой на севере. В новых проектах этим ограничениям не придавалось большого значения, главной была архитектурная форма. Фостер спроектировал два необычных соединенных друг с другом небоскреба, рабочая группа, состоящая из Майера, Айзенмана, Холла и Гуотми, придумала оригинальный ансамбль из пяти одинаковых башен, Либескинд разместил здания вокруг огромного углубления в земле, служащего мемориалом, а объединенная команда Foreign Office Architects и UNStudio представила гигантское сооружение, подобного которому никогда еще не строилось и, возможно, вообще не может быть построено. Хотя архитектурные критики в целом высоко оценили результаты конкурса, нашлись и недовольные. «Это все равно, что накрасить свинью губной помадой, – сетовал Яро. – Ничего не изменилось, просто в этой свистопляске теперь участвует множество модных архитекторов. Но проектируют они то же самое, только чуть красивее»{159}

. Он имел в виду, что предложения по застройке не претерпели изменений – это по-прежнему были в основном офисные здания[17]

. Но в своей критике Яро не учитывал главного – модные архитекторы и красивые макеты были именно тем, чего хотела общественность, подстрекаемая прессой, в первую очередь New York Times.

Именно поэтому встречу в Центре имени Джевица можно назвать этапным событием. Сорок лет назад Джейн Джекобс критиковала систему городского планирования за «вычленение определенных культурных, общественных или административных функций, их “очищение” от соседства с городской обыденностью»{160}. Ответом на ее критику стало появление новой дисциплины – проектирования городской среды, но людям это оказалось не нужно. По словам архитектора и писателя Филипа Нобеля, «общее негативное отношение, погубившее эти планы, было не только инстинктивной реакцией на неудовлетворительную архитектуру… оно знаменовало собой конец обоснованного планирования в районе Всемирного торгового центра»{161}.