Городской охотник

Келья не отличалась роскошью, как и положено было жилищу того, кто избрал своей стезей смирение плоти и отказ от мирской суеты. Простая кровать, застеленная ровно и аккуратно, как в армии. Стол. Два стула, лавка у стены. Полки с книгами. И огромный иконостас, практически во всю стену. С него скорбно смотрели на вошедших лики святых подвижников. Взгляд Спасителя с одного из образов, казалось, прожигал насквозь, выворачивал наизнанку душу и, в то же время, умиротворял. „Непонятная смесь ощущений“, – отметил про себя Алексей, не раз бывавший уже в этой келье. Всякий раз ему казалось, что Спас Ярое Око постоянно следит за ним нарисованными глазами, не признавая в нем человека, достойного находиться на святой земле.

Но земля эта святая не только для православных. Давным-давно, во времена далеких предков, здесь располагалось капище Перуна. Из-под корней огромного дуба, многие столетия служившего окрестным народам местом поклонения покровителям, бил родник холодный и чистый, струями своими омывая чашу, в которую складывались корни векового исполина. В дуб были врезаны челюсти кабанов, волков, медведей. Бог воинств и героев находил временное пристанище в кроне дуба, а по особым случаям ствол исполина служил ему лестницей с небесной тверди на твердь земную. Волхвы жгли костры вокруг священного дерева, не давая им погаснуть ни на мгновение. Чуть ниже, по склону холма, раскинулась березовая роща. Светлая и привольная. В Купальские ночи в роще горели костры, но уже посвященные другому богу – молодому Яриле. Парубки с девчатами прыгали через костры, пели песни, водили хороводы и гонялись друг за другом в лунных сумерках рощи. С Купальских вечеров до следующего года на ветвях берез развевались разноцветные ленточки, жертвуемые девушками богу плодородия.

А потом пришли крестители Руси. Огнем и мечем они согнали окрестные племена в новую веру, срубили священный дуб, извели под корень Ярилину рощу. И долго еще ратились брат с братом, выясняя, чья вера праведна: заповедованная пращурами или принесенная византийскими находниками. В конце концов победила вера новая, молодая. А несогласные ушли в дальние лесные заимки, чтобы жить по прародительским заветам и не держать ответа перед князем или жрецами нового бога, именуемыми пастырями и святыми отцами.

Много позже на месте священного дуба и чудной рощи вырос монастырь. Иноки заключили вольно бьющий родник в камень, превратив его в источник со святой водой. Он не возражал, так же, как и сотни лет назад, журчали его струи, даря людям прохладу и свежесть. Правда, теперь разбивались они не о гостеприимную ладонь старого дуба, а о подставленные каменные борта, но святости для таких, как Алексей, не утратили. Частички живой мощи трепетали под камнем, воды родника давали им выход наружу, даруя мир всем верующим. Мир, в котором люди постоянно находили причину для кровопролития. Родник будто пытался объединить непримиримых, указывая на то, что все они – дети одной силы, имя которой – Жизнь.

– Присаживайтесь, гостенечки, – предложил отец Леонид. – Только уж места на всех не хватит, не обессудьте.

– Да чего уж там, батюшка, – пробасил Олег, густо, по-детски покраснев. – Постоим, если что. Мы люди простые.

– Вы уж точно простой, – усмехнулся провидец. – Господин Ефимцев, присаживайтесь. К столу прошу. И вы молодой человек, – обратился он к Сашке. – А этот еретик пусть постоит, – хитро улыбнулся монах и кивнул на Алексея.

Тот ни капли не обиделся, привык за годы к такому общению. При каждом удобном случае монах не упускал возможности попенять Алексею на его неверие.

– Откуда ты знаешь Олега? – задал он вопрос уже в спину монаха с болтающейся по ней жиденькой косичкой.

– Так кто ж его не знает? – Ответствовал инок. – Про него газеты пишут, в новостях рассказывают. Милиция, опять же, разыскивает.

– Как разыскивает?! – вскинулся Олег. – За что?

– Да вот, хотят проверить вашу причастность, господин коммерсант, к трагической гибели некоей особы, неудачно упавшей под колеса поезда нынче утром. И пытаются выяснить, нет ли связи между вами, ее гибелью и гибелью двух доблестных служителей дорожной милиции, ведь у этих трех жертв, как на грех, исчезли головы.

– Вот же бля! Ой, простите, батюшка.

– Бог простит, – ответил отец Леонид. – В следующий раз следи за речью.

– Извините, – убито потупился Олег. И, как школьник, пробормотал: – Я больше не буду.

– То-то же, – назидательно воздел перст монах. – Сквернословие есть грех. Так, Леша?

– Угу, – помычал Алексей, давясь неуместным смехом. Вид притихшего Олега, бандита и крутого бизнесмена, растерявшего враз всю крутость перед тщедушным монахом, был настолько неожиданным, что Алексей не смог удержаться. Собрав волю в кулак, он попытался подавить смех. Правда, не совсем удачно. Пришлось прикрыть рот ладонью и отвернуться к двери, отступив в тень, за предел светового круга, отбрасываемого настольной лампой в зеленом абажуре.