Голова сидящего в кресле, до этого безвольно болтавшаяся, как у паралитика, с заметным трудом поднялась. Тонкие губы землисто-серого цвета разошлись в ухмылке, обнажив мокро поблескивающие беззубые десны.
Плотно зажмуренные веки дрогнули, под ними заходили белки глаз, как будто несчастный пытался осмотреться.
Приглядевшись внимательнее, Алексей заметил крошечные белые точки по краям век – давно заросшие шрамы от хирургических ниток, которыми были зашиты глаза страдальца.
Каталка, надрывая нервы и слух скрипом, как от ржавого ланцета по поверхности операционного стола, подкатилась практически вплотную к стоящим плечом к плечу друзьям.
Плед, зацепившийся за что-то на полу, сполз, открыв картину еще более жуткую, чем верхняя часть туловища, истыканного иглами. Ног у сидящего в кресле не было. И ребенком он казался, вовсе не потому что был мал. Просто части туловища, примерно от пупка и ниже, не было, как и ног. Там в страшном переплетении скручивались металлические конструкции, покрытые то ли ржавчиной, то ли засохшей кровью, и тонкие, некогда прозрачные трубки, по которым что-то, пульсируя, двигалось вверх и вниз. Бурая масса неясного происхождения прикрывала места соединения металла и полимера с живой плотью.
Сидящий в кресле человек с лязгом и долгим, протяжным утробным стоном поменял положение, упершись руками в сидение каталки так, чтобы стать хотя бы немного выше. Металлопластиковая конструкция, заменившая ему часть кишечника и ноги, случайно зацепилась за торчащий из подлокотника винт, отчего существо вздрогнуло всем телом, по лицу его, и без того изможденному и перекошенному страданием, прокатилась судорога боли.
Он поднял руки и протянул их навстречу друзьям, завороженно наблюдающим за всеми его передвижениями.
Тонкие, как у птицы, пальцы, обтянутые серой пергаментной кожей, сжимали двух кукол, сделанных тщательно и кропотливо. Волк и человек. Вылепленные из чего-то мягкого, они были так старательно изготовлены и обработаны, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, кого они изображали.
Вторая рука существа сжимала несколько игл, матово поблескивающих в неверном свете появившейся, как будто проросшей из потолка, лампочки без абажура.
– Не пройти дальше… – чуть слышно прохрипело существо, шепелявя и проглатывая звуки. – Не пройти… вам… нет дороги туда.
– Это кто сказал? – спросил Алексей.
– Он, – ответило существо, кивнув головой куда-то за спину и вверх. – Не пройти… Не пущу… Иссушу… Закручу… Выпью… – забормотал сидевший в каталке. – Остановлю… выпью тело… разорву плоть… избавлюсь от боли… Выпью… Выпью… Выпью…
Алексей только и заметил, как часть капельниц, ранее соединенных с телом хозяина, покинула его плоть и взвились в воздух.
Дальше он не успел ничего предпринять.
Волколак оттолкнул его плечом в сторону, сам метнулся в другую, уходя от летящих в него игл.
Существо, сидящее в кресле, издало булькающий смешок и вонзило одну из игл в куклу волка, видимо, посчитав его более опасным или наиболее питательным.
Олег взвыл человеческим голосом, рухнул на пол и попытался встать. Задние лапы подогнулись, и он снова рухнул в сухую пыль.
Существо опять издало булькающий смешок и вонзило вторую иглу в куклу Алексея.
У того в животе взорвался огненный шар, будто его лягнули в пах, и ноги, подломившись в коленях, перестали слушаться. Стали ватными. Алексей рухнул на пол, как подкошенный.
Скрипя и переваливаясь с боку на бок, кресло вместе с обитателем откатилось назад так, чтобы можно было видеть обоих скорчившихся на полу.
„Чем ты смотришь-то, падла“? – подумал Алексей и попытался встать, опершись на руки. Все, что у него получилось – немного приподняться на локтях.
А перед ним, меньше, чем в трех шагах, так же силился подняться огромный волк. Глаза зверя горели неистовой злобой. Пасть была ощерена в грозном рыке.
Урод в каталке громко захохотал. Смех его был похож на кашель человека с пересохшим горлом.
– Выпью… Выпью… Выпь… – слышалось в этом шелестящем смехе.
За его спиной шевелились и извивались, как волосы Медузы, десятки трубок-капельниц, увенчанных острыми жалами игл.
Иссохшие ручки существа сжимали кукол, по одной в каждой руке, с вонзенными в нижнюю часть туловища иглами.
„Я тебе сейчас „выпью!“ – зло подумал Алексей и перевернулся на спину. Запустил пальцы в один из кармашков на поясе и достал моток бечевки со множеством узелков.
Тем временем кресло-каталка развернулась и двинулась к пытающемуся подняться волку.
– Человека-зверя первым… первым… первым… Много… много… много… выпью много… – бормотал сидящий в кресле урод. – Долго… долго пить… хватит надолго… – уже нечленораздельно бормотало страшилище.
Змеями извивались трубки с тонкими жалами.
Волколак напрягся всем телом, готовый броситься и перекусить пополам существо в коляске, как только оно приблизится на достаточное расстояние. Даже с обездвиженными задними лапами он был смертельно опасен…
Волк ощерил клыки, зарычал. Глухо, утробно. Как будто бросая последний вызов.