Горшок черного проса

Вот и закончилась веревка, и Фомкин, стараясь не греметь, выловил груз. Дальше пошла сеть. Фомкин вытягивал ее и не глядя укладывал на дно лодки.

— Тяжело сеть идет, Васюха…

— Помочь?..

— Не надо. Ты давай быстренько запасной фал из-под сиденья достань. Нашел?

— Нашел, — откликнулся Васятка.

— Быстро на нос. Привяжешь хорошенько, а свободный — держи наготове. Быстренько, быстренько! Да не свались в воду сдуру! Привязал? Мигом за весла!..

— Сел, — сказал Васек.

— Табань!

— Табаню…

Васек табанил изо всех сил, стараясь облегчить работу Фомкину, которому каждый последующий метр сети давался все труднее и труднее — он пыхтел, упирался яростно ногами. Кета не попадалась.

— Что ж это такое?.. Ясно что такое: калуга сетку скособочила, — бормотал Фомкин. — Табань, табань еще! Хорош… Стоп! Гребани правым вперед, а левым назад. Разверни, говорю, лодку: сеть под кормой. Вот так! Еще разверни… Те-те-те… Кажись, скоро и она… сама… Надо осторожненько… осторожненько… Подавай-ка потихоньку назад, табань, Васюха!

Выбирая затяжелевшую, натянувшуюся сеть, Фомкин стал перемещаться по борту ближе к ветровому стеклу и к Васюхе, приказав хрипло:

— Убери весла! По моему борту поперва! По моему…

Васятка мигом со звяком выдернул из гнезда уключины правое весло, чуть не стукнув в спешке Фомкина по голове, взялся за другое, но так и задержался на полделе, уставившись округленными глазами на всплывающее из речных глубин, метрах в пяти от лодки, опутанное сетью темное тулово громадной рыбины. Он не мог ее видеть всю из-за Фомкина, да и рыбина была еще глубоковато в пучившейся воде, но уже угадывалась и была ближе к лодке своей головищей.

— Левое потеряем… Сними весло-то… — просипел Фомкин, продолжая медленно выбирать сеть и подавать лодку бортом к рыбине. — Ну, Васек, привалила к нам голубка…

— К-калуга?.. — спросил Васятка.

— Тс-с-с…

— Т-топор п-подать?

— Не… — сказал Фомкин. — Большая… Не оглушить. Только рассердим… И в лодку не затянешь ни за какие деньги…

— А как же теперь?..

— Ход — один: только за пасть, сквозь жабру куканить. Губы у нее крепкие — скорее фал порвется… Ежели сумеем закуканить, дадим ей волю потаскать нас на буксире по туманам. А уж как устанет, выдохнется, тогда мы ее, милую, сами буксиром потянем — на мели. Уж там-то мы с нею как-нибудь управимся. Лишь бы она сейчас спокойненько… Значит, я подтягиваю, запускаю под жабру руку, а как она воздуха хватанет и зачнет пасть открывать, ты в этот момент не теряйся и по команде фал мне через пасть в руку подавай…

— Укусит…

— Я те укушу! Я те укушу!..

Фомкин из последних сил подтянул сеть и, завернув слабину за борт, придавил мокрую дель коленками.

— Ну, где ты там?

— З-здесь… Вот он я, — сказал Васятка, протянув руку с зажатым в ней концом капронового фала. Но Фомкин почему-то вдруг повернулся к Васятке покрасневшим от натуги лицом, не обращая на фал никакого внимания. Он и на Васятку-то не смотрел, а так, куда-то мимо — в туман, и губы его мелко подергивались.

— На, бери фал, — сказал Васятка.

— На хрен он мне нужен, — сказал безразлично Фомкин.

— Пасть не открывает? — спросил Васятка.

— Кто?

— К-калуга.

— К-какая к-калуга? — в сердцах передразнил Фомкин.

— Ну… т-та с-самая…

— Нету калуги…

— Уп-плыла? — не поверил Васятка.

— Она и не приплывала.

— А там кто?!

— Там-то? Кикимора болотная…

— Чего?

— Пошутил я, — Фомкин как-то невесело, криво усмехнулся. — Бревно. Лиственница замокшая. Что твой чугун. Вот она, смотри…

— Ага, теперь вижу… — сказал Васятка, вытирая рукавом мокрый лоб.

— Больше не увидишь. Дай-ка нож… Да чтобы я ее распутывал!..

Фомкин взял у Васятки острый, как бритва, рыбацкий нож, с лезвием из нержавейки, с наборной, под зебру, рукояткой, и несколькими движениями перепилил толстый жгут дели, скрученной вместе с верхней и нижней веревкой сетки. Бревно с шумом осело в воду и стало медленно погружаться, а лодка, освободившаяся от тяжести, сразу выровняла крен.

— Там же еще веревка от наплава и фляга, — спохватился Васятка.

— Идут они на хутор бабочек ловить! — Фомкин устало махнул рукой.

— Обидно…

— Вот именно… — Фомкин, распаляясь, отыскал конец веревки от лодки, перерезал и его, и не успел Васятка глазам моргнуть, сграбастал сеть и тоже кинул за борт. — Вот именно, Васюха… Обидно…

Сеть тонула медленно. Они молча проводили ее глазами, и, когда сеть скрылась из вида, Фомкин первый сел в кресло водителя.

— Садись, Васюха, рядом. Садись. Теперь хоть покурим спокойно… — Фомкин закурил, выпустил большую струю дыма. Она получилась прерывистой, нервной. — И в губах, оказывается, тоже поджилки есть… Ишь как трясутся… Переупирался, значит… Слышь, Васек? Ка-а-ак я упирался, а?

— Откуда оно взялось — это бревно?