Но какой уверенной и хладнокровной ни казалась Железная Мэм, как ни блестела глазами цвета каленой стали и ни блистала расчетливым умом — все было вторично: была она женщиной, порученкой, не привыкшей к самостоятельным действиям. За три минуты до отправления я увидел ее — в элегантном бежевом пальто из верблюжьей шерсти, вязаном берете (прическа в самом деле была уже другой и грим слишком броским, молодежным), с небольшой полуспортивной, полухозяйственной сумкой из коричневого кожзаменителя.
Дойдя до середины состава, Давыдова остановилась и повернулась к подруге — маленького роста пышке в серебристом плаще с отброшенным за спину островерхим капюшоном. Плащ был длиннее и свободнее, чем следовало, да еще туго затянут серебристым поясом, а платформа туфель так высока, что она могла ходить по морю, аки по суху. Ну да что взять с заштатной незамужней медсестры, тем более что одевалась и причесывалась она по советам подруг, тщательно следивших, чтобы именно все на ней таким и выглядело — безвкусным и выгодно оттеняющим их на ее фоне.
«Сейчас обернется!» — почувствовал я и сиганул в ближайшую дверь. Осторожно выглянув, успел увидеть, как они простились — коротким поцелуйчиком, запросто, будто Давыдова обещала вернуться к вечеру, и дверь с шипением затворилась.
Мы поехали в Дмитров, как сказал чей-то грубый голос в динамике: «Со всеми остановками». Я миновал три вагона, разделявших нас, и увидел из тамбура Давыдову, сидевшую у окна спиной ко мне. Ну конечно, я бы ее не потерял — не таких «водил» по столице! — только переть до самого Дмитрова, да еще «со всеми остановками» было нецелесообразно: что, если она просто ехала к родственникам или по поручению кого-то из подельников? Получится, что прокачусь я с ней зазря — только потеряю бесценное время и не смогу без оставленной на вокзальной площади «сапфиры» прийти на помощь Викентию, если что.
Я вошел в наполовину заполненный пассажирами вагон и сел напротив.
— Здравствуйте, Евгения Васильевна, — сказал без каких бы то ни было эмоций. — Вы меня узнали или будем знакомиться заново?
Она вздрогнула, прижала к себе сумку. Самообладание покинуло ее напрочь — губы дрожали, веки опускались, как у человека, вот-вот готового рухнуть в обморок; слой штукатурки на ее лице не мог скрыть мертвенной бледности.
— Что вам от меня нужно? — задала она сакраментальный вопрос свистящим полушепотом.
«Сожрать бы тебя с потрохами!» — услышал я в нем явственный подтекст.
— Мне нужно, чтобы вы не совершали алогизмов, мадам, — неожиданно для себя перешел я на стиль, которым изъяснялся с ней при первой встрече. Похожесть ее на знаменитую артистку навязывала такой, что ли? — И не нужно смотреть на меня волчицей. Во-первых, я вас не боюсь, а во-вторых, люди могут подумать, что я пристаю к вам с сексуальными домогательствами, что ни в коей мере не входит в мои планы.
— Пош-шел отсюда к черту, идиот! — оценила она мои старания. — Иначе я сейчас такое устрою!
Я улыбнулся, как сказал бы какой-нибудь прижизненный классик социалистического реализма, «обескураживающе и простодушно»:
— Я не идиот, — заверил свою визави. — Я частный детектив из бюро «Шериф», моя фамилия Столетник, а зовут меня, между прочим, так же, как и вас — Евгением. Можно Викторовичем. Устроить вы ничего не посмеете, потому что скрываетесь от милиции. Иначе зачем было столь старательно менять свою внешность, к слову сказать, очень приметную: по такой изготовить фоторобот — раз плюнуть. И зачем просить Зою Алексеевну Шныреву подносить сумку с вещичками, пропустив положенное по графику дежурство, а не забрать ее самой?
Она задышала глубже и чаще, чем дышат женщины в ее возрасте, и я мысленно поклялся ее здоровьем, что впредь буду носить с собой ампулу нашатыря. Пока же пришлось переждать нокдаун, в котором она пребывала, изучая пробегавший за окном пейзаж столичной окраины.
— Не собиралась я ни от кого скрываться! — машинально проговорила она, я так думаю, просто для того, чтобы опробовать вернувшийся дар речи, но, скользнув по мне взглядом, опустила лживые очи долу: — Говорите, что вам нужно. Но учтите: денег у меня нет.
Женская внешность часто бывает обманчивой, но не до такой же степени! Я даже потерял к Давыдовой интерес — оказаться такой глупой, чтобы заподозрить меня в мздоимстве?! Я что, похож на шантажиста?!
— Да полноте-с, госпожа Давыдова! — воскликнул я и взлохматил перед ее носом извлеченные из кармана доллары: — У меня только с собой в наличности имеется пара тысяч «зеленых», я меньше не ношу. Карманные расходы, знаете ли. А с вас-то что взять? Как женщина вы меня не интересуете, как кредитор — тоже, ваши брат и сожитель для меня и моих современников опасности не представляют.
— Они арестованы?! — подалась Давыдова вперед. Говорить о саперной лопатке в спине ее брата-убийцы я счел преждевременным.
— Возможно. На помощь к вам они не пришли, телефон на Серебряноборской не отвечал. И меня уконтрапупить им, к вашему разочарованию, не удалось.
Разочарование по поводу моей живучести было написано на ее лице.