Горсть патронов и немного везения

Все это он проговорил скороговоркой, как будто отчитывался о проделанной работе и повторял заученный текст уже не впервые. Решетников догадался, что он не простил отцу измены и что отношения в их семье были худшими, нежели он мог поведать незнакомому человеку.

— Я понял, спасибо. Правда, имел в виду другое: насколько он занимался вашей профессиональной подготовкой. Вы ведь пошли по его стопам?

— Могу ли теперь и я поинтересоваться, с кем имею честь? — спросил Мезин.

— Можете. Только я едва ли дам вам вразумительный ответ. Статус мой не определен, да и дело конфиденциальное. Зовут меня Викентий Яковлевич, фамилия, как я уже говорил, Решетников, вот, пожалуй, и все, — Решетников достал из кармана пресловутую фотокарточку. — Если бы я встретился с вашим отцом, как того ожидал, то попросил бы прокомментировать этот снимок.

В отличие от молодого адвоката Решетников говорил спокойно и даже безразлично: можешь — помоги, не можешь — я и не рассчитывал. Бесхитростная, неторопливая речь его располагала к общению, во всяком случае, повода отказаться от разговора Мезин в ней не увидел. Он взял фотокарточку, поднес близко к глазам, затем рассмотрел на расстоянии вытянутой руки. Решетников включил стеклоочистители, смахнул воду со стекла. На мгновение улица приобрела резкие очертания.

— Н-да, — наморщив лоб, посмотрел Мезин на сделанную фломастером надпись на обороте: «Осень. 1991». — Н-да, — повторил и пожал плечами: — Осень девяносто первого…

— Девяносто второго, Аркадий Моисеевич, — уточнил Решетников. — Это ошибка.

— Вот как? Но все равно, все равно. Тогда я был на третьем курсе университета. Отвечая на ваш второй вопрос, могу сказать, что отец занимался моей профессиональной подготовкой постольку-поскольку, я ведь специализировался на международном арбитражном суде, перспектива защиты уголовников меня никогда не прельщала. — Он вернул фотографию.

— Этот снимок был сделан в городе Кимры Тверской области. Ни о чем вам это название не говорит?

— Нет. Кроме того, что это сто первый километр и находится где-то на Волге, неподалеку от Дубны. Я проплывал однажды мимо на теплоходике.

Решетникову показалось, что его невозмутимость, поспешное открещивание от отца и то, как он живо откликнулся на просьбу неизвестного человека о встрече, как примчался впопыхах, бросив работу, подозрительны: за всем этим была еще не очевидная, но уже различимая под оболочкой благополучного адвоката-международника неискренность.

— Вам ни о чем не говорит фамилия Ямковецкий?

— Ямковецкий? — снова изобразил задумчивость на лице Мезин.

— Да, Борис Евгеньевич Ямковецкий!

— Н-нет, ни о чем… что-то с этой фамилией было связано, отец ее упоминал когда-то давно. Может, это был один из его подзащитных?

— Да. Он защищал его в суде, и не раз. Впервые — в девяносто первом году, тогда ему удалось вернуть дело на пересмотр, и вор-рецидивист Ямковецкий… вот он, на фотографии, за одним столом со своим адвокатом… вышел на свободу на год раньше времени. Затем — на процессе Ямковецкого в девяносто третьем он выступил с защитительной речью, и все время, пока Ямковецкий отбывал наказание в ИТК за преступление, предусмотренное частью третьей 208-й статьи, боролся за его освобождение. А в девяносто втором, когда Ямковецкий находился на свободе, была сделана эта фотография. Не думаю, чтобы они отмечали годовщину Великого Октября. К тому же здесь есть несколько лиц, которые были замешаны в наркобизнесе. Кассационный протест Моисея Израилевича был отклонен Верховным судом в апреле девяносто четвертого, так что он уехал в Бельгию, не сумев выдернуть подзащитного из лагерного барака.

Мезин-младший блеснул самообладанием, все это он выслушал спокойно, глядя на мутную перспективу улицы; так уверенный в своей правоте клерк выслушивает нотацию босса.

— Возможно, возможно. Отец занимался делами крупных уголовных авторитетов. Надеюсь, у вас нет сведений о его причастности к наркобизнесу?

— Пока нет, — сказал Решетников.

— Что значит «пока»? — сцепив пальцы на коленях, сдержанно спросил Мезин, и Решетников видел, что самообладание уже стоило ему усилий. — Вы что, пытаетесь такие сведения собрать?

Стали запотевать стекла. Решетников приоткрыл окошко, втянул носом влажный воздух. В салон ворвались уличные шумы.

— Аркадий Моисеевич, — заговорил он спокойным, доверительным тоном, — а в каких отношениях ваш отец был с Майвиным?

— С кем? — настороженно переспросил адвокат и, наткнувшись на серьезный, пристальный взгляд Решетникова, понял, что отрицать свое знакомство с Майвиным бесполезно. — С Анатолием Ильичом?.. В прекрасных, по-моему.

— Он ваш сосед по дому?

— Да… то есть он помог отцу получить здесь квартиру, раньше мы жили в Измайлове.

— Когда?

— Два года тому назад. Может, чуть больше.

— И давно они знакомы?

— Тогда же и познакомились. Отец до отъезда работал у него в фирме.

— В Антверпен он перебрался тоже с помощью Майвина?

— Не знаю.