Гоша Каджи и Венец Гекаты

Окно, плотно занавешенное темно-синими парчовыми портьерами, наверняка приоткрыто. Занавесь хоть и выглядит тяжелой, но то и дело вздрагивает под напором ветра. Дверь висит на одной петле, покосившись, и, естественно, не закрытая. За ней в щель виден мрачный коридор, окончание которого теряется в кромешной темноте. И там, в этой темноте слышны невнятные таинственные поскрипывания, шорохи, вздохи и скрежет. А сам мрак, казалось, приближается, неторопливо наплывая завихряющимися щупальцами потемок, почувствовав прибытие еще тепленькой закуски. Кто пиццу заказывал?

Жуть!

В комнате, тускло освещенной единственной керосинкой, одиноко притулившейся в дальнем углу на покрытом толстым слоем пыли комоде, между прочим, не намного уютнее. Сказать честно, так просто хочется бежать отсюда со всех ног. Парнишка возможно так и поступил бы, да перемещающих кристаллов вблизи камина не наблюдалось. И вот тут ему стало по настоящему жутко.

Он еще раз обвел комнату взглядом, на этот раз более внимательным и заинтересованным, пытаясь отыскать жизненно необходимые кристаллы. Но ничего обнадеживающего не увидел. Грязные стены, задрапированные когда-то веселеньким шелком, теперь выглядели уныло, выгорев на солнце и растеряв краски, смытые настойчивым потоком неумолимого времени. В некоторых местах драпировка вообще оказалась прожженной насквозь. В этих зияющих дырах с рваными подпаленными краями виднелась неровная, грубо сработанная кладка из красного кирпича, скрепленного серым раствором.

Мебели в помещении оказалось немного. Уже упомянутый комод, красующийся пустыми провалами вместо ящиков. Обширный письменный стол с отломанной ножкой жался к одной из стен, словно инвалид, боящийся упасть. Опираясь на нее же, привалилось в уголке трюмо с разбитыми зеркалами и выпотрошенными ящиками, валяющимися рядом.

Все пространство на полу между столом и трюмо было завалено всевозможной мелочью, поломанной, покореженной и разбитой. Подсвечник с огрызком свечи, на который, казалось, слон нечаянно наступил, расплющив основание. Ворох растрепанных гусиных перьев, сломанных пополам. Обрывки пергамента, аккуратные, если так можно выразиться. Они желтели исписанными мелкими квадратиками, густо присыпав прочий хлам, и создавалось впечатление, что их рвали и раскидывали специально, затрудняя возможность прочитать написанное. Очень похоже, будто кто-то неведомый, в спешке покидая насиженное местечко, уничтожал компромат, дабы другим не достался. Осколки хрустальной посуды, мелкие и жалкие, довершали картину полного разгрома. Целыми, относительно конечно, выглядели лишь два кресла, расположившиеся по обе стороны от камина, развернувшись к нему высокими спинками. И маленький журнальный столик вблизи одного из них с песочными часами на нем, невесть как сохранившимися в целости. Как ни странно, но столик и кресла не были покрыты пылью, хотя на всем остальном ее слой достигал толщины в пару пальцев.

Да еще пол, покрытый цветастым ковром, до тошноты грязным и истоптанным, был к счастью цел. Провалов и проломов в нем на первый взгляд не наблюдалось. Хотя ноги поломать можно запросто, если разгуливать по комнате, мечтательно уставясь в закопченный потолок. Хлама на полу валялось ровно столько, чтобы такая прогулка не продлилась больше трех секунд. Впечатление в целом: ничего хорошего здесь не было. А ценное давно уже сперли более шустрые охотники за сокровищами. И уж тем более ни что не предвещало радости. Особенно на этом настаивало уверенное, хотя пока еще далекое цоканье подкованных сапог в темноте коридора, спешно приближающееся к двери.

Вот она уже и распахнулась, повинуясь сильному удару. Ну, по правде говоря, ее просто сорвало с единственной петли, и она шумно грохнулась на пол, подняв тучу пыли и заставив Гошу испуганно вздрогнуть. Затем на свет из мглы коридора показалась уродливая лапа, скрябнувшая по косяку коготками, которым пора было бы сделать маникюр. Драчовый напильник вполне подошел бы для такой процедуры. Или парочка, потому что один наверняка быстро затупится. Опосля лапы в проем заглянула рожа. Конечно простите за выражение, но лицом называть образину оборотня выше наших сил.