Господь

Но почему, собственно, нужно так поступать? Вопрос этот, действительно, должен быть поставлен. Зачем прощать? Почему не творить правый суд? Чем плоха справедливость? Некоторые говорят, что прощение более человечно, – тот, кто настаивает на своем праве, ставит себя за пределы человеческого общества, он сам делает себя судьей. Между тем, говорят они, следует помнить о том, что каждый из нас – человек среди других людей и что общая судьба связывает всех, поэтому нужно быть более великодушным и не цепляться за свое. Но чтобы встать на такую позицию, нужно обладать вполне определенным характером и прирожденным альтруизмом. Если мы встречали людей такого рода, то знаем, что с таким характером может быть связано и довольно много дурного: слабохарактерность, отказ от себя как личности, готовность закрывать глаза на возмутительные вещи измена истине и праву, а временами даже внезапная месть и взрывы жестокости... Другие люди считают, что желание справедливости в действительности ведет к порабощенности. Прощающий, говорят они, вырывается из зависимости от несправедливости других. Непосредственное понимание этого также предполагает определенный характер, некое безличное отношение к самому себе и другому человеку. У такого характера также есть оборотная сторона: склонность пренебрегать достоинством и правом личности вообще... Можно было бы далее указать на благородство прощения, на то, что оно пробуждает в людях доброту и великодушие, и прочее в том же роде. Все это было бы верно, но не в этом истинный смысл Нового Завета.

Свое увещание Христос выводит не из социальных, этических или других, присущих миру, мотивов. Он связывает человеческое прощение с прощением Божиим. Прежде всего и в полном смысле этого слова прощает Бог, человек же есть дитя Божие. Таким образом, его прощение вытекает из прощения, даруемого Отцом Небесным.

Мы просим Отца простить нас, как мы прощаем тем, кто поступил с нами несправедливо. И Иисус подчеркивает: когда, готовясь к молитве, вдруг вспомнишь, что имеешь что-то против другого человека, -прости ему! Если не сделаешь этого, то непрощенное встанет между тобой и Отцом и закроет Твоей просьбе доступ к Нему. Это не означает, что Бог прощает нас потому, что наша доброта по отношению к другому человеку делает нас достойными этого. Его прощение есть благодать, она не посылается навстречу уже существующему достоинству, – нет, она сама создает это достоинство. Но внутри этой благодатной жизни есть в сердце место, открытое для Божиего великодушия: готовность простить ближнему его неправду. Если мы ему в этом отказываем, то исключаем себя из Божиего прощения.

Матфей (Мф 18.15)

идет еще дальше: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его... если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего». Здесь поступивший неправедно вовсе и не хочет прощения. Своей неправды он не видит или ожесточается в ней – ведь не зря говорят, что один человек может озлобиться на другого самым ужасным образом именно потому, что тот перед ним провинился. Поэтому, если тебе ясно, что другой человек виноват перед тобой, не давай укрепиться злому и жестокому чувству, которое разрывает святую связь. Пойди сам к нему и постарайся, чтобы он понял тебя и принял твое прощение.

Отсюда ясно, что прощение не есть целое; оно – часть чего-то большего, а именно – любви. Мы должны прощать, потому что должны любить. Вот почему прощение так свободно. Оно проистекает из себя самого, – вернее, из соучастия в Божием прощении. Оно наделено творческой силой. Прощающий – как и тот, кто любит врага своего, – подобен Отцу, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5.45). Если ты поступишь так, что поможешь другому осознать его неправоту, то «приобретешь брата твоего». Тогда братство возникает заново. Тот, кто так думает, высоко ценит другого человека. Ему больно знать, что тот неправ; как Богу больно, когда человек через грех отпадает от Него. И как Бог хочет вновь приобрести потерянного человека – а это может произойти, только если тот обратится внутренне, – так и человек, наученный Христом, стремится к тому, чтобы его обидчик понял свою неправоту и, таким образом, вернулся бы в общность святой жизни.