Господа гусары, молчать!

Обратно по Невскому. Заходя в кафе — кофе самый крепкий, самый черный, самый большой. Пока не отравилась кофеином — снова закружилась голова, забухало кувалдой в ребра сердце. И вдруг, прямо на пешеходном переходе, пришла мысль, до смешного простая.

Я поеду к нему домой.

Ее толкнули, она чуть не упала и засмеялась.

И как только раньше не додумалась? К чему все эти страдания-терзания?

Может, не откроет дверь. Может, откроет и пошлет на все развеселые буквы разом. Ну и пусть. Потому что это то самое днище, глубже которого уже не скатишься. Дальше просто некуда. Но зато это определенность.

Дура, а сейчас не определенность? Или ты на что-то надеешься? Увидит, растает и поймет, что жить без тебя не может?

Не хочу цепляться за пустую надежду. Даже такую призрачную. Лучше уж никакой.

Давай, давай. Еж — птица гордая. Пока не пнут, не полетит.

Именно так. И желательно пинок такой интенсивности, чтобы до луны хватило полета. Чтобы обратно точно не вернуться.

Удачки тебе. Стране нужны герои — пизда рожает дураков. И дур, что характерно.

Алена посмотрела на часы — половина десятого. Неплохо погуляла. Дошла до Гостинки, перешла на синюю ветку и поехала на «Пионерскую». А оттуда полчаса пешком до Комендантского. Не на метро с пересадкой, не на маршрутке — чтобы еще немного оттянуть страшный момент.

Облом получился такой скучный, банальный. По принципу «вышел на палубу, а палубы нет». Только вместо палубы во дворе не было синего «Соляриса», Алена специально круг сделала. И окна на третьем этаже слева от лестничных — темные. Даже подниматься и в дверь звонить не стала. Жаль, не лето, а то села бы на скамейку у парадной и сидела до утра. А замерзнуть насмерть врагам назло — это уж слишком. Она и так уже ног не чувствовала. Поэтому вызвала такси и поехала домой.

В квартире было темно и тихо, но сапоги матери стояли в прихожей, пальто висело на вешалке. Алена прокралась в гостиную, открыла бар, отхлебнула прямо из горлышка виски — один глоток, другой. Закашлялась, зажав рот руками. Срубило моментально — еле успела до кровати добраться. Упала и тут же уснула, не раздеваясь.

Утром, когда Алена встала, мать уже ушла. Часы насплетничали, что на первую пару можно не торопиться, все равно не успеть. Может, вообще не ходить? Может, сразу?.. Нет, только не с утра. Лучше вечером, но пораньше.

Я похожа на помойную кошку, подумала Алена, стоя под душем. Кошку, которая прижала уши и вцепилась в тушку голубя, когтями и зубами. Чтобы отобрать, нужно убить.

Включился утренний автопилот: причесаться, накраситься, позавтракать. Только перед одежным шкафом на минуточку перешла на ручное управление. Когда прилетела в голову мысль: а не надеть ли волшебные трусы со слонами? И дырку еще больше расковырять? Фыркнула и отнесла их в мусорник. Достала самые красивые. Зачем? Да черт его знает.

И снова лекции провалились в ту же черную дыру. Вышла после четвертой пары — уже стемнело. Если бы хоть знать, где и как Стас работает. Черт, она вообще о нем ничего не знает!

Все, хватит! Как он там говорил? «Господа гусары, молчать!» Прилипло ведь… Погуглила, нашла тупой анекдот про поручика Ржевского. Неужели из анекдота? И не узнаешь ведь теперь. Или?.. Все, хватит!

Первым, что Алена увидела, когда вошла во двор, был синий «Солярис». Лярва. На том же самом месте. Перехватило дыхание, сердце забило в барабан, спина мгновенно взмокла. Она подняла глаза. Два окна на третьем этаже призывно светились.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — зашептала она, лихорадочно сжимая ручки сумки. — Я уже на все согласна, наверно. На что угодно. Хотя бы всего один раз…

В этот момент к парадной подошла женщина с ребенком, и она крикнула:

— Подождите!

Вышла из лифта, остановилась перед дверью, едва не теряя сознание от страха и волнения, вдохнула поглубже и нажала кнопку звонка.

Тишина. Алена ждала, не решаясь позвонить снова.

Еще немного. Посчитаю до пяти. Раз, два… нет, до десяти. Раз, два… девять… Твою мать!!!

Закусив губу до крови, она повернулась и пошла к лифту. На третьем шаге за спиной открылась дверь.

Стас стоял на пороге, босиком, в обрезанных выше колен джинсах, и молча смотрел на нее. На его лице была такая дикая ярость, что она не позволяла прочитать, понять другие его чувства. Он вышел на площадку, схватил Алену за руку, втащил в квартиру и закрыл дверь. Притиснул к стене и впился в ее губы — так, что она пискнула от боли.

Стас положил ладони на стену над плечами Алены, как будто поймал в ловушку. Сказал, глядя прямо в глаза, чеканя каждое слово:

— Если рассчитываешь на какие-то отношения, убирайся сразу и больше не приходи. Только секс. Ничего больше. Поняла?

Алена резко оттолкнула его, освободилась из капкана, успев заметить расширившиеся глаза и пробежавшее по лицу то ли удивление, то ли страх. Бросила на тумбочку висевшую на локте сумку, повернула торчащий в замке ключ, сняла пальто. Стас усмехнулся, качнул головой, словно говоря: «Ну смотри, тебя предупреждали».