Господа гусары, молчать!

Время теперь то неслось, то тянулось. Часы с Аленой — как минуты. Дни без нее — как недели. Стас открывал в ней все новое и новое, и все нравилось, ничего не раздражало. Так не бывает, думал он. Нет, так бывает, но означает только одно: скоро все кончится. Не может идеальное длится долго. А идеальным — для него! — в ней было все.

Быть рядом с ней. Разговаривать — о чем угодно. Молчать. Смотреть на нее. Прикасаться. И секс — разумеется. С него все началось, на нем все и строилось. Наверно, это было неправильно, но какая разница? Он с ума сходил по ней, постоянно, а уж в постели — не то слово. И поверить было трудно, что совсем недавно она не умела ничего.

Посмотришь — такая скромница в очках. Стесняется сказать, что месячные начались. Волосы в хвост, длинные прямые юбки, классические блузки. А под ними — чулки и белье, как у элитной шлюхи. Разденешь ее — и творит такое! Та же самая элитная шлюха обзавидуется. Раскованная, абсолютно откровенная, отдает себя без остатка, но и забирает столько же. Гармония полная.

Впрочем, воспринимали они друг друга по-разному. Алену сильнее всего заводили слова. И нежные, ласковые, и анатомические термины, и жуткие грязные непристойности. Без разницы. Еще она любила снять линзы и остаться в тумане — как в самый первый раз. А Стас умирал от ее запаха и вкуса. После того как она ночевала у него, всегда спал на ее подушке. Он, наверно, даже украл бы ее грязные трусы и носил в кармане, как пошлый фетишист, но было слишком стыдно.

На майские праздники Стас выпросил четыре выходных, и они поехали в Европу. Дня два в Париже и два в Амстердаме. Как же это было здорово. Только вдвоем, и ничего напоминающего о том, что их разделяло. Гулять по улицам, смотреть по сторонам, сидеть в маленьких кафешках, пить кофе и вино. Вечером ложиться в постель…

Стас терпеть не мог выражение «заниматься любовью», оно казалось слащавым и жеманным. Но то, что было между ними, уже не вписывалось в рамки «только секс». Давно не вписывалось. Дико, необузданно, бесстыдно — да. Но столько рвущей в клочья нежности, желания обрадовать, согреть, защитить от всего света…

Алене в Амстердаме вздумалось покурить травку. Стас раньше пробовал — не зашло. Но хотя бы знал, чего от себя ждать. На кого-то действует как сыворотка правды. На всех по-разному. Но и тут сработало одинаково — еще большим желанием и безумным сексом. Хотя, казалось бы, куда уж больше и безумнее.

Возвращаясь домой, он подцепил где-то злющий европейский вирус. Неделю пластом с температурой под сорок. Алена сразу после занятий неслась к нему, ходила в аптеку, варила куриный бульон, растирала согревающей мазью, поила чаем с малиной. Заставляла принимать лекарства, терпеливо слушала его жалобы, сидела рядом и держала за руку. И даже спала рядом, хотя Стас сердился и пытался прогнать ее на диван.

— Дурища, тоже заболеешь, — хрипел он, но Алена только смеялась.

И, разумеется, заболела, как только он начал поправляться. Да еще похлеще, со всеми желудочно-кишечными радостями. Это Алену страшно смущало, и она пыталась его выставить. Но теперь уже уперся Стас. Точно так же поил ее бульоном, заставлял принимать лекарства и растирал ноги водкой. Алена ползала по стенке между кроватью и туалетом и злилась на то, что он при этом присутствует. А ему было абсолютно наплевать. Понадобилось бы — и памперсы бы ей менял.

Он даже в любви признался, когда Алена вышла, пошатываясь, из туалета. Вся зеленая, наобнимавшись от души с фаянсовым другом. Подхватил на руки, отнес в постель, укрыл одеялом, поцеловал в лоб. И сказал.

— У нас все не как у людей, — слабо улыбнулась она…

Когда уже стало ясно, что Муму осталось жить всего несколько месяцев, что ничего не поможет, Стас каждое утро просыпался с мыслью: пожалуйста, только не сегодня. Еще хотя бы один день. И сейчас он испытывал то же самое. Звериное чутье подсказывало: времени осталось мало, надо брать от каждого дня все, что можно.

Это было похоже на мост над пропастью. Длинный мост, конец которого терялся в тумане, обрываясь там. И каждый шаг мог стать последним…

21

Сначала Инне показалось, что она ослышалась. Потом — что Стас пошутил. Такая вот в их обычном стиле шутка. Сейчас скажет, что после клуба точно нет, а днем заедет.

В ухо давно били морзянкой короткие гудки, а она все никак не могла поверить в то, что услышала.

Когда она звонила ему перед этим, в прошлый раз, слишком много выпила. Такая тоска разобрала, что уже все равно было. День, ночь — хотя бы просто голос его услышать. А когда услышала, совершенно перестала соображать. То, что Алена дома, в своей комнате, вообще из головы вылетело. Сначала Стас отшил, а утром оказалось, что и Алене все через стену было слышно. Что они наговорили тогда утром друг другу? Потом сама вспомнить не могла. Кажется, ее понесло на какие-то мутные откровения, а Алена психанула, убежала.

Ой, не до Алены сейчас.