Господин Гексоген

Отсутствовал Центр, пославший его на задание. Он чувствовал себя одиночкой, забытым в тылу победившего врага. По-прежнему оставалось загадкой, зачем он продолжает сражаться. В чем смысл его одинокой, невидимой миру битвы. Где на просторах разгромленной Родины, среди мертвых идей и смыслов, оставались области жизни? Где мощи пророков, к которым можно припасть и исполниться силы и света?

Самыми близкими и доступными были «красные мощи», укрытые в гранитной пирамиде Мавзолея. Лежали в каменном гробу, позабытые жрецами и стражами, источали сквозь камень таинственное излучение. Туда, в Мавзолей, устремился Белосельцев, желая увидеть Ленина.

Давнишний знакомый, биохимик, занимавшийся бальзамированием, не раз приглашал его посетить Мавзолей. «Доктор Мертвых» – так называл биохимика Белосельцев – зазывал его в свою секретную лабораторию, где мумия вождя проходила регулярный осмотр, пропитывалась растворами, мазями, очищалась от тлетворных бактерий, от признаков распада и тления. Ему, несменному стражу Ленина, от которого убрали почетный караул, отсекли несметных паломников, осадили враждебной толпой, требующей казни мертвеца, в осквернение и насмешку проводили у стен гробницы камлания и игрища, рок-концерты и цирковые действа, именно ему, Доктору Мертвых, позвонил Белосельцев, напоминая об обещанной экскурсии. И услышал:

– Приезжайте немедленно. Объект находится в лаборатории на плановой профилактике. Буду рад вас увидеть, познакомлю с моим ремеслом.

Волнуясь, с мучительной надеждой на чудо, Белосельцев отправился по указанному адресу.

Лаборатория размещалась в малоприметном здании, в глубине густого парка, похожая на небольшой больничный корпус, с зарешеченными, покрытыми масляной краской окнами и железной дверью, сквозь которую долго рассматривал его пристальный взгляд охранника.

Доктор Мертвых принял его в кабинете, сплошь заставленном высокими полками, на которых, как в музее, были размещены странные экспонаты. В закупоренных с зеленоватой жидкостью банках, подобно соленьям, стояли заспиртованные человеческие органы. Похожие на капустные кочаны полушария мозга. Человеческие сердца, набитые в банку как засоленные грибы свинушки. Многократно сложенные, свитые в петли кишки, напоминавшие длинные, маринованные стебли хрена, петрушки, черемши. Зеленовато-желтые, как патиссоны, мужские половые органы. Словно рачительный хозяин заготовил припасы на долгую зиму, вырастив их на домашнем огороде.

Тут же лежали окаменелости. Древние раковины, похожие на черные витые кубки, покрытые перламутром. Куски канифоли с остановившимся древним солнцем, с залипшими в прозрачную смолу мушками, комариками, мотыльками, с пузырьками воздуха, захваченными из молодой атмосферы Земли. Кости и бивни мамонтов, белесые черепа огромных исчезнувших птиц. Длинный скелет рептилии, похожей на ящерицу с птичьим клювом.

На нескольких полках были разложены человеческие черепа, большие, малые, грязно-желтые, голубовато-белые, землисто-черные, с пустыми беззубыми челюстями или с хохочущими белозубыми ртами.

На пустой стене, увеличенная, висела фотография Ленина, разграфленная, в циркульных линиях, в радиусах, сферах, разложенная на квадраты, треугольники, смещенные ромбы. Этот портрет был главным содержанием комнаты, ему подчинялись все остальные предметы, и хозяин напоминал геометра, всю жизнь доказывающего загадочную теорему о Ленине.

– Они охотятся за мной. Хотят меня похитить, хотят завладеть всем этим, – возбужденно, полушепотом произнес Доктор, указывая рукой на полки с экспонатами, на портрет, на солнечные окна, забранные решеткой. – Моя охрана вооружена. Скажу по секрету: у нас есть гранаты. В случае нападения мы станем отбиваться до последнего патрона. Дважды на меня покушались, со стола пропадали бумаги. Они проникли в мой кабинет, сделали фотокопию портрета, – он повернул чернильно-блестящие глаза и заостренные брови в сторону ленинского портрета. – Но у них ничего не выйдет. Я внес умышленную ошибку. «Дельту» пропорций. Зашифровал антропологический код, и они в очередной раз промахнулись. «Дельта» – здесь! – Он ткнул себя в лоб длинным колючим пальцем. – Я ее не выдам даже под страшной пыткой! – Он был возбужден, то и дело поглядывал в солнечное окно, за которым желтел, зеленел осенний липовый парк, словно ждал, что из листвы, буравя стекло лучистой дырочкой, вылетит пуля.

– Кто это «они»? – не понимая, спросил Белосельцев. – Что им нужно от вас?