Господин изобретатель

После отмечания наград, жаль, положить ордена в стакан было нельзя, за отсутствием самих орденов – но это дело наживное, мы вышли в сад. Уже было темно, и на небе были видны мириады звезд, даже Млечный Путь хорошо просматривался – это вам не нынешняя Москва, где из звездного неба только Сириус проглядывает (это не считая Луны и Венеры, но они-то ближайшие соседи). Я всегда любил смотреть на звездное небо и теперь стал показывать Генриху, где и какие созвездия на декабрьском темном небосводе. Генрих, попыхивая трубочкой, сидел и молча внимательно смотрел на меня. Потом неожиданно сказал:

– Саша, или как там тебя правильно зовут, а ты кто и откуда?

Я прямо опешил, так неожиданно это было для меня, разомлевшего от вина и еды. Видимо, я выглядел как ударенный в солнечное сплетение, только воздух не пытался глотать. Повисла пауза, Генрих выжидающе смотрел на меня. И как он меня раскусил? Впрочем, я не шпион, никто меня к длительному внедрению не готовил, значит, где-то прокололся. Чтобы выиграть еще секунды, протянул голосом Юрия Соломина, ответившего на вопрос маленького Юры: «Пал Андреич, вы – шпион» бессмертным «Видишь ли, Юра…». Хотя я немного сымпровизировал:

– Генрих, прямо не знаю, как сказать, чтобы не соврать.

– А ты попробуй, я постараюсь понять тебя.

(Ага, подумал я, и тебе помиловка будет.)

– Ты можешь мне не поверить, это звучит фантастически. (Что же, придется колоться, ложь он почувствует – слишком долго мы жили под одной крышей. Вот и совет будущим попаданцам: не живите у родственников, живите в гостиницах, меняйте города и страны – так вас дольше не раскроют.) Я попал сюда из двадцать первого века, как потерпевший кораблекрушение, без возможности вернуться назад.

– А как же Саша, вы поменялись с ним телами, он теперь – у вас? (Уже хорошо – он принял перемещение во времени как факт, психушка мне не грозит. А вот зачем он правую руку все время в кармане держит, и пальто как-то уж слишком оттопыривается в мою сторону? Понятно, взял револьвер на всякий случай, вдруг я на месте обернусь ужасным инопланетным монстром или еще какой нечистью, может, у него «шпалер» серебряными пулями заряжен?[32])

– Нет, мы какое-то время существовали вместе, он знал, кто я и откуда, и мы могли как бы по очереди разговаривать с вами, но со временем больше лидировать стал я.

– Где Саша сейчас, слышит ли он нас? Я могу поговорить с ним?

– Я точно не знаю, из-за конфликта в семье, с матерью и Иваном, он ушел глубоко в подсознание, как я его ни просил остаться. Мне его тоже не хватало, особенно в первое время, но потом работа – она помогает втянуться.

– Он может вернуться?

– Не знаю, он точно не ответил, по поводу возвращения был мой последний вопрос, он ответил «Возможно, позже, через год-два». И вообще, Генрих, убери револьвер, пальнешь еще случайно, даже если не попадешь, то одежду испортишь. Он у тебя не серебряными пулями заряжен?

– А что, надо было?

– Нет, не надо, я не чудовище, и вообще это сказки, про серебряные пули-то.

– Я бы сказал, что сказочным является твое появление здесь, – Генрих вынул револьвер и переложил его в другой карман.

– А как ты понял, что я – это я, а не Саша?

– Это было нелегко, сначала какие-то подозрения, потом факты стали нанизываться в цепочку, противоречия исчезали. Сначала я заподозрил, что ты пришел из иных миров, – Генрих сделал жест кистью руки вверх, – и вселился в Сашу, поработив его. (Ага, Уэллса начитался, страшные марсиане, пьющие кровь, проходили это уже. Хотя вроде Уэллс про «Войну миров» еще не написал, но были и до него авторы-фантасты, особенно когда Скиапарелли открыл «каналы» на Марсе, а Лоуэлл высказал мысль об их искусственном происхождении, да и на Луну в литературе уже «летали» все кому не лень, начиная с Сирано де Бержерака.) Я даже хотел допросить тебя под револьвером, но потом решил понаблюдать, тем более что стал понимать, что ты – хороший человек и вряд ли причинишь мальчику зло. Я даже стал понимать, когда говоришь ты, а когда – Саша, он ведь по-юношески наивный, а в тебе чувствуется взрослый и много повидавший человек. Тебе, кстати, сколько лет и как к тебе обращаться?

– Мне, к сожалению, 63 года, я старше тебя, Генрих, зовут меня Андрей Андреевич Степанов, я родился аж в 1957 году. Но будет лучше, если ты будешь звать меня Сашей, а то окружающие удивятся, если оговоришься. Тем более что сейчас я – как бы третья личность: во мне есть что-то от Андрея Андреевича и что-то – от Саши. У меня даже почерк изменился.

– Да, на это и Лиза обратила внимание, что Саша стал писать по-другому – как-то более рубленно, что ли, исчезла округлость букв, и само написание их стало несколько иным.

– Но это и не письмо Андрея Андреевича. У нас изменилась орфография, исчезли яти и еры, написания букв стали проще, не в моде и всякие завитушки. И все же у Андрея был другой почерк, конечно, да и 63 года против 22 лет.

– Но у вас, наверно, живут лет двести, болезни побеждены, все счастливы, как у Оуэна и Сен-Симона. (Ага, мы и социал-утопистов почитывали!)