Господин изобретатель

Панпушко опять стал отнекиваться, но я видел, что его уже захватила идея ТНТ, и надо же удовлетворить самолюбие подвижника науки – кому не хочется, чтобы его именем назвали новинку, которая будет пару десятилетий на слуху.

– Семен Васильевич, а когда можно будет ожидать первых стрельб новыми снарядами? – задал я животрепещущий вопрос. – Насколько я понял, наше время не бесконечно и надо будет дать ответ Арткому об испытаниях.

– Вы абсолютно правы, Александр Павлович, – ответил капитан, – по моей вине и так испытания задержались почти на три месяца, и я чуть было не отправил в ГАУ отрицательный отзыв. Думаю, что мы можем через неделю произвести первые полигонные стрельбы снарядами калибра 87 мм[80]. При удачном раскладе еще через несколько дней – зависит от скорости изготовления ТНТ – проведем стрельбы и шестидюймовыми снарядами. Я извещу вас о готовности боеприпасов. Потом займемся окончательными стрельбами из двух калибров и попробуем подготовить к показу гранаты. Про запал буду думать, возможно, придется делать что-то, как у Нобеля в его капсюле-детонаторе с гремучей ртутью № 8, приспособив под наши нужды, хотя не нравится мне эта гремучая ртуть – проблемы с ней будут, может быть взять азид свинца?

Автор еще раз напоминает: его произведение – не инструкция для изготовления боеприпасов, поэтому все детали не раскрываются и могут противоречить бывшему в реальности, это же фантастика.

– Хорошо, я вас понял, Сергей Семенович, – ответил я, – не смею больше беспокоить.

Вечером я поужинал в ресторане гостиницы. Накануне ужинал просто в трактире, рядом с Академией. Пригласил было Панпушко в ресторан, но скромный капитан отказался, сказал, что на диете. Знаю, какая у него диета – два фунта хлеба и три бутылки молока. А может быть, из гордости: не захотел быть обязанным какому-то купцу-изобретуну, кто его знает…

На следующий день поехал вновь на кафедру химии, узнать результаты «мозгового штурма».

Профессор Дианин встретил меня, усадил в кресло и предложил чаю. Я не отказался, и мы поговорили сначала наедине, без микробиологов.

– Александр Павлович, – начал профессор, – вчера я обсудил с коллегами процесс синтеза вашего соединения, кстати, как вы его назвали?

– Пока – вещество «Эс – Це», аббревиатура от Степанов – Циммер, – сказал я.

– Да, я понимаю, – ответил Дианин, – мы обсудили вчера три пути синтеза вашего вещества, среди них и тот, этапы которого вы мне назвали. Попробуем все три, выберем наилучший. Все мои сотрудники согласились с возможностью решения проблемы и с тем, что надо помочь коллеге, оставшемуся без лаборатории. Только, после того как обсудили вчера с Максимом Семеновичем Субботиным ваш препарат, у нас есть одно условие.

– Какое же? – спросил я, уверенный, что профессора попросят денег, как это было в то время, когда Андрей Андреевич в двадцать первом веке был связан с клиническими исследованиями.

– Мы хотим, чтобы после синтеза вещества, а я на девяносто девять процентов уверен в реальности его получения у нас, – ответил профессор, – мы провели бы испытания здесь в Академии и опубликовали полученные результаты, естественно, указав имена авторов изобретения. А вот и Максим Семенович, легок на помине.

В кабинете появился довольно высокий и не старый еще медик, в круглых очках и с короткой бородкой, с крестом ордена Святого Владимира 3-й степени на шее.

– Да, конечно, я согласен, – ответил я, а Дианин объяснил Субботину, о чем только что шла речь. Мы договорились о проведении исследований, причем Субботин настаивал сразу на клинических исследованиях на больных, я же предложил провести короткую серию экспериментов на животных.

– Коллега, но ведь вы же уже их сделали и даже попробовали действие препарата на себе, – убеждал меня Субботин, – зачем же терять время?

– Все же мы должны проверить еще раз и исключить какие-то сюрпризы, особенно если путь будет несколько отличаться от нашего, – настаивал я на короткой серии с животными. – К тому же могут быть использованы другие реактивы, а они дадут нежелательные примеси.

– Александр Павлович, – сказал Субботин, – такой ответственный подход к делу ученого-экспериментатора делает вам честь!

В то время испытания новых препаратов еще никак не регламентировались государством и медицинским сообществом, и часто выходило так, что какие-нибудь патентованные пилюли модного доктора в лучшем случае были хотя и бесполезным, но безвредным набором средств, а часто приносили вред больным, не пройдя даже испытаний на животных. Последнее вообще было редкостью, испытания начинали сразу на больных в клиниках для бедных, в тюремных больницах, везде, где больной не мог пожаловаться на причиненный ему вред.

– Когда можно ожидать первой партии препарата для опытов на животных? – спросил я.