Приехав в столицу и оставив багаж в номере «Англетера», я, не теряя времени, поехал к Панпушко. Однако дежурный сказал, что штабс-капитан вместе с помощниками на полигоне и они вернутся не ранее шести пополудни, но я могу написать ему записку и ее передадут с оказией – кто-нибудь из академических все равно поедет сегодня на полигон, так как готовятся к визиту заместителя генерал-фельдцейхмейстера. Так я и сделал, написал, где меня найти в «Англетере», и пешком пошел в Медицинскую академию. Погода уже не баловала, если в первый мой приезд были солнечные дни и лишь изредка моросил дождь, то теперь сыпал мелкий дождичек и дул холодный ветер с Невы. Неуютная питерская погода, ну да ничего, одет я тепло, на голове шерлокхолмовская каскетка, не замокну.
В академии пошел к химикам, где меня сразу узнал, назвав «глубокоуважаемый господин изобретатель», молодой человек, представившийся приват-доцентом Северцевым. Он сказал, что профессор будет чуть позже, но пока он может сопроводить меня в лабораторию и рассказать о ходе опытов.
– Рад знакомству, господин Северцев, – сказал я, представившись, – а как вас по имени-отчеству величать? – Получил ответ и вспомнил, что в мой первый визит Петр Николаевич Северцев писал что-то за столом в ассистентской, а теперь, оказалось, он за синтез вещества СЦ отвечает.
– Вы, наверно, Александр Павлович, хотите узнать, как идут дела с вашим препаратом? – поинтересовался Северцев, чувствуя, что я не чай приехал пить за семьсот верст и мне не терпится узнать – получилось ли? – Все получилось, не беспокойтесь, кстати, ваш путь оказался самым перспективным и простым, только на конечном этапе пришлось повозиться, ну, так вы и сами об этом предупреждали. Хотя существует еще один способ получения СЦ, но он более длинный и затратный, так что мы сумели воспроизвести ваш короткий и дешевый путь синтеза, признав его лучшим. Не скрою, второй путь предложил я, и мне хотелось, чтобы он оказался лучше, но факт есть факт – вы победили!
– Спасибо за объективность, Петр Николаевич, – а много ли удалось синтезировать?
– Пока три фунта, но на испытания этого хватит с лишком, тем более что, считайте, они уже идут, – похвастался приват-доцент, – в клинике у профессора Субботина.
– Постойте, как идут? – удивился я. – Мы же говорили, сначала нужно проверить на мышах!
– Да уж проверили, и не на мышах, собаку тут лечили с обваренным кипятком боком, – рассказал Северцев. – Потом из дома животных всяких приносили с гнойными ранами – все везде заживало.
Ага, как на собаках, подумал я, прямо Шариков[87]
с ошпаренным боком, но ведь экспериментаторы хреновы ничего даже не знают о правилах клинических испытаний, ни тебе слепого контроля, ни рандомизации, и где контрольная группа, наконец!– Животные часто слизывали ваш порошок с раны (несмотря на то, что мы перевязывали раны, обработав их порошком), из чего мы сделали вывод, что он безвредный, и многие попробовали его на вкус: индифферентный, похрустывает на зубах, и все, – делился своими впечатлениями приват-доцент. – И вот когда в клинику Субботина привезли девочку одиннадцати лет с запущенным термическим ожогом, профессор попросил у нас препарат СЦ. Мы не могли отказать, ведь девочка умирала от гнойной интоксикации: ожог был большой (она опрокинула на себя таз с кипятком, который мать-прачка поставила на стол), больше пострадали ноги, но поскольку ожоги лечили каким-то салом, чуть ли не собачьим, пошло нагноение по всей поверхности с большим количеством гноя, и ее привезли в клинику с высокой температурой, в беспамятстве, уже практически безнадежную. Профессор не мог видеть, как умирает ребенок, и решился попробовать ваше средство.
– И каков результат? – спросил я, беспокоясь, а вдруг умерла. – Жив ребенок или умер?
– Отличный результат, жива девочка и почти совсем уже поправилась, ваше средство действительно чудодейственное, – взволнованно проговорил Северцев. – У нас уже более десяти больных его получают, и у всех быстрая положительная динамика заживления гнойных ран! Я уже послал служителя с запиской к Субботину, думаю, он сейчас придет. Вы сделали великое открытие, Александр Павлович!
– А, вот и наш гений, великий изобретатель! – дверь открылась, и на пороге появился профессор Субботин. – Поверьте, Александр Павлович, вы – гений! Я-то, при первом вашем появлении, еще сомневался, не шарлатан ли вы, уж очень много их сейчас развелось, но теперь убедился, что вы, действительно, совершили великое открытие.
– Уважаемый Максим Семенович! – в свою очередь, был рад и я. – Позвольте напомнить, у этого изобретения есть и соавтор, господин Генрих фон Циммер, к сожалению, ныне почивший.
Мы помолчали, отдавая дань памяти Генриху, а потом профессор продолжил: