Господин изобретатель. Часть III

Потом зашел к ювелиру Исааку. Исааак рассказал о том, что показал образцы купцам. Моя цена слишком высокая, вот если бы красить здесь и продавать по цене в два раза меньше, то тогда это было бы выгодно и они могли бы брать ткани тысячами локтей, развозя их на всю Африку. Это касается тканей с цветочками (то есть, ситца). Пурпурный шелк их очень заинтересовал даже по большой цене – это ведь царский шелк для вождей и их жен, там платить будут золотом по весу, а то и вдвое, если шелк тонкий, а согласно образцу, так и есть. Пурпурного шелка здесь вообще никто не видел, знают, что такой шелк был у базилевсов Византии. Я сказал, что у меня есть с собой большой сверток, весом не меньше десяти килограммов, только одно условие – прошу продавать его не в Абиссинии, а чем дальше, тем лучше, так как один сверток уже отдан жене раса Мэконнына, а другой будет подарком жене негуса, а женщины не любят, если кто-то появляется в таком платье как у нее и шелк у купца могут просто отобрать. В следующий приезд я могу привезти хоть сто таких свертков – рулонов. А сейчас готов отдать 10 килограммов за 30 тысяч талеров, если одному купцу много, пусть делят, а ты, Исаак, можешь быть посредником и еще свой процент иметь (вижу, что такой гешефт Исаака заинтересовал). А я подумал, что, продав рулон «царьградского» шелка и добавив остаток денег в более чем 45 тысяч от выкупа за Салеха, я могу выкупить диадему для Маши.

Исаак согласился и я предложил ему, что я вношу деньги шелком и наличными – золотых монет на 20 тысяч талеров и 25 тысяч талеров серебром, после чего он начинает работу, так и ударили по рукам. Еще раз попросил посмотреть красные камни, Исаак сказал, что это кенийские рубины, их мы выбрали четыре: два больших и два – поменьше. Крупные бриллианты – по центру диадемы, в окружении более мелких и затем размер камней уменьшается ото лба к вискам. Попросил сделать из белого золота, но Исаак не знал, что это такое, тогда я сказал «электр»[71]

и он согласно кивнул, похвалив в меня за то, что я не стал заключать много бриллиантов в желтое золото – их блеск бы несколько померк.

Приехав в гарнизон, узнал, что был человек от раса и завтра мне назначено за час до полудня быть во дворце (рас попросил взять с собой картинки дворцов). Достал альбом, обернув его ситцевой тканью, и полрулона Ефремыч отмотал в качестве подарка жене раса. Для детей взял четыре фигурки Фаберже: зайчика, белочку, сову и медвежонка. Среди кубков нашел несколько с видами Петербурга: на одной стороне Зимний дворец, на другой – Петергофский каскад. Взял один кубок для раса в качестве наглядного пособия, чтобы бил им по башке архитектора-индуса, поселившего его в сарай (хотя «сарай» – по-тюркски «дворец», все правильно). Утром взял бричку, попросил казака и Артамонова бросить туда сверток пурпурного шелка, мешки с талерами и золотыми от выкупа за Салеха, погрузил подарки и альбом и мы поехали. Сначала заехали к Исааку, выгрузили то, что причитается за диадему. Шелка по весу оказалось чуть больше, но это не страшно, после сочтемся. Золотые монеты я не тратил, но их оказалось 1999, вспомнил, что одну монету отдал за самородок и добавил 20 франков. Талеров оказалось чуть больше двадцати семи тысяч. Так что, денег достаточно, пусть ювелир работает.

Меня встретили и провели в кабинет раса, я не стал надевать парадный фрак и ограничился белым мундиром с орденом Св. Владимира. Начали с государственных дел. Мэконнын сообщил, что послы африканских стран уже ждут нас в пограничном городке, откуда местный начальник прислал гонца. Завтра выступаем. Я спросил, сколько казаков и пулеметов брать с собой. Рас ответил, что он решил, во избежание лишних расспросов, не афишировать пока контактов с русскими, но показать, что у него есть эффективное оружие. Поэтому я могу не ехать сам, а послать вместо себя двух казаков с пулеметом и двух метателей гранат. Я возразил, что, действительно, контакты с русскими напоказ выставлять рано, а вот выдать меня за француза, тем более, что говорить мы будем по-французски, можно. Кроме того я возьму с собой немецкого полковника, которого освобождаю, так как немцы выполнили мои условия, и люди Салеха (сам он, наверно, не приедет, так как нога у него еще не срослась), заберут его с собой. У тех, кто будет доносить англичанам, а такие среди гостей тоже есть, сложится впечатление, что Германия и Франция договорились поддерживать африканских правителей в их борьбе против англичан. Я буду говорить с тобой по французски и выступлю перед гостями, а ты потом, без меня, скажешь, что сейчас важно остановить продвижение англичан на юг (махдисты с тобой сразу согласятся), а потом ты знаешь как избавится и от немцев и от французов, натравив на них тех же англичан. И пусть «али»[72] режут друг друга и оставят в покое Африку.