Господин Мани

Андреа Заухон. Когда Эгон в сгущающихся сумерках разорвал на вершине холма приказ, она была так ошеломлена, что на некоторое время буквально онемела, а потом, кипя от обиды и гнева, решила не продолжать разговор с внуком, пока сама не разберется в своих мыслях. В полном молчании они спустились с холма. Андреа поняла, что в воспитании Эгона она потерпела полную неудачу, но не могла разобраться, где была допущена слабина и в чем именно состоит нарушение морального кодекса, с помощью которого она старалась выверить все поступки, совершенные Эгоном за три года службы на Крите.

После часа быстрой ходьбы, когда стало совсем темно, они вернулись на базу. Там их ждал Бруно Шмелинг собственной персоной. Он уже очень волновался и, сгорая от нетерпения, сообщил, что готовит торжественный ужин в честь вдовы адмирала и вообще старой доброй Германии. Однако к его изумлению почтенная фрау отвергла приглашение, сославшись на тяжесть и боль в голове и потребность отдохнуть — ведь ей предстоит нелегкий обратный путь. Шмелинг покраснел и расстроился. Он придавал этому ужину, который приготовил своими руками, очень большое значение и потому попытался уговорить ее, но безуспешно — отказ был категорическим.

Целую ночь она не могла заснуть, сначала из-за шагов внука перед запертой дверью, а потом из-за предчувствия, что она никогда не увидит больше родную Германию, поскольку погибнет в пути.

С этим чувством, не покидавшим ее до рассвета, она выпила кофе, принесенный ей в комнату Эгоном, который тоже не сомкнул глаз всю ночь, а сейчас что-то говорил ей, не ожидая ответа. Она уже и хотела бы заговорить с ним, но не могла найти подходящих слов.

В семь часов утра Эгон посадил ее в маленький самолет, который тут же взлетел, взяв курс на Афины. Возле острова Фарос его заметили два английских истребителя, совершавших патрульный полет. Маленький беззащитный немецкий самолет был для них легкой добычей, и они устремились за ним. Пилот крикнул госпоже Заухон, которая, в отличие от него, не имела парашюта: "Я очень сожалею, фрау, но надо готовиться к худшему!" Она ответила: "Я это делаю уже семьдесят пять лет" — и поразилась, увидев вдруг в иллюминаторе юное лицо английского пилота. За секунду до того, как застрочил его пулемет, ей показалось, что он очень похож на Эгона.

ДИАЛОГ ТРЕТИЙ

Иерусалим, 1918

Иерусалим, 10 апреля 1918 года, среда, семь часов утра.

Беседуют Айвор Стивен Гурвиц и Майкл Вудхауз.