– Давай договоримся с тобой, оберст… Как живой с мертвецом. Не трогай нас, не мешай нам. Сделай вид, что нас вовсе нет. Нам с тобой нечего делить, мы слишком различны. Единственное, что нас связывает, – общий враг. Оставь нас в покое, оберст. И мы поможем тебе, когда будет необходимость. Мертвецы могут быть благодарными. Но попробуй только перейти нам дорогу… – фельдфебель заскрежетал зубами, изо рта потекла слюна со сгустками свежей крови, пачкая лацканы мундира фон Мердера, – и ты пожалеешь об этом, живой человек. Ужасно пожалеешь. Забудь про трибунал, забудь про свои личные обиды. Нам, видевшим лицо самой Госпожи, нет дела до твоих амбиций и желаний. Нам не нужны друзья, у мертвецов их нет. Но нам не нужны и лишние враги. Как тебе этого договор, живой человек? Принимаешь ли ты его условия?
Фон Мердер попытался отпихнуть мертвеца, стиснувшего его в объятиях, но его силы не шли ни в какое сравнение с новой силой фельдфебеля. И отчего-то никто из штабных не спешил прийти ему на помощь.
– Хватит, – выдавил он, задыхаясь, – заберите эту гадость от меня! Хауптман!
– Что? – холодно спросил тоттмейстер Бергер. – Не хочу мешать вашему уговору.
– Согласен… Пусть… пусть так. Убирайтесь! Вы и ваши мертвецы!
Тоттмейстер Бергер нарочито отчетливо козырнул – и труп фельдфебеля в ту же секунду рухнул на пол, такой же безжизненный, как обряженный в мундир манекен. Слышно было только, как затылок ударился о доски пола. Фон Мердер с отвращением попытался стереть пятна крови со своего мундира. Но у него не особенно получалось, слишком уж дрожали пальцы.
– Договор, господин оберст, – тоттмейстер Бергер смотрел на него все так же спокойно, – договор с мертвецом имеет особую силу. Не пытайтесь его нарушить. Мы условились о восстановлении статус-кво, если не ошибаюсь. «Веселые Висельники» остаются рядом с вами до тех пор, пока ставка не отдаст мне иной приказ. Может, это случится завтра. А может, через месяц. В любом случае вам стоит привыкнуть к нашему соседству. Кто знает, сколько ваших людей запишется в Чумной Легион после следующей атаки?.. Конвой, построение. Возвращаемся. И на тот случай, господа, если кто-то решит выстрелить нам в спину, сообщаю: мертвецы очень, очень не любят тех, кто нарушает договор.
Они вышли из штаба, соблюдая обычный порядок, готовые отразить любую опасность, с какой стороны она бы ни появилась. Но в этом не было необходимости. Никто не спешил атаковать их. Или встречаться с ними взглядом. Еще одна караульная команда, встревоженная выстрелами в блиндаже, топталась снаружи, не решаясь даже войти. На тоттмейстера Бергера смотрели с нескрываемым ужасом, как на знамение чумного мора.
– Гладко прошло, – сказал тоттмейстер Бергер, когда они отошли от штабного блиндажа на некоторое расстояние. – Этот фон Мердер – упрямый старикан. Хотя и весьма смелый, надо признать. Какое-то время я думал, что все закончится плохо. Но он оказался достаточно умен. Иногда он выглядит несдержанным старым воякой, но я уверяю вас, в критический момент ясность мысли его не покидает. Он из тех, кто способен принимать верные решения, руководствуясь перспективой, а не сиюминутными порывами… Кстати, выражаю вам благодарность, унтер-офицер Корф. В Чумном Легионе не существует орденов, но я надеюсь, что мое слово тоже кое-что значит. Все равно я не могу предложить вам ничего больше.
– Благодарность? – Дирк так удивился, что даже забыл про установленное обращение. – За что?
– За то, что вы убили того дурака фельфебеля, конечно. Опоздай вы на секунду, и мои мозги пришлось бы соскребать с досок. Конечно, вы бы этого уже не увидели. Забавный был бы номер.
– Но ведь… – Дирк замешкался, даже отстал на шаг от быстро шагающего тоттмейстера, – это же сделал не я. Вы же управляли мною в этот момент, мейстер!
Тоттмейстер Бергер усмехнулся. Скупо, едва лишь обозначив губами улыбку. В зыбком свечении зарождающегося дня улыбка выглядела серой, как старый шрам.
– Нет, унтер. В тот момент я вами не управлял. Вы сделали это сами. И очень своевременно, я должен заметить… А теперь давайте прибавим шагу. Может, нам удастся вытащить проклятый танк до того, как окончательно рассветет…
Глава 6
Смерти, в сущности, не свойственно ни одно из приписываемых ей качеств. Она не слепа, не коварна, не алчна и уж точно не изобретательна. Это не старая леди, терпеливо ждущая в кресле-качалке, это всего лишь похожий на две истлевшие кости знак равенства в уравнении нашей жизни, по левую сторону которого суммируется наш жизненный опыт, а по правую – сухой его остаток.