– Из таких солдаты не получаются. Ломкие внутри. Прыгнул под танк, господин унтер. Мои парни вытаскивали «Морриган» мейстера из траншеи, пришлось хорошо поработать лопатами… Удалось развернуть его, одну гусеницу уже высвободили, но силы у него не хватало выбраться самому. Сами знаете, двигатель маломощный, да и траки ни к черту, а грязь толком не просохла… Никто даже повернуться не успел. Прыгнул под работающую гусеницу, только сапоги мелькнули. Крикнули, чтобы заглушили мотор, но поздно, конечно… Лучше бы уж пулю пустил. Хоть похоронили бы по-человечески.
– Я доложу мейстеру, – сказал Дирк ровным голосом. – Полагаю, он будет зол. Четверо за минувшую ночь разорваны драуграми, двое погибли на следующий же день, тут и вовсе противника не понадобилось… Еще пара недель, и всю роту можно будет свести во взвод!
– Если французы дадут нам пару недель! – вставил Тоттлебен.
– Думаю, мы их уговорим. Доклад окончен, господа, вы свободны. Ефрейтор Клейн!.. Можете передать рядовому Классену, чтобы не беспокоился. Учитывая, с какой скоростью мы теряем мертвецов, даже одна его рука нам пригодится.
– Он будет рад услышать это, господин унтер-офицер. К слову, он и с одной рукой отлично справляется. Нынешней ночью шел впереди всех с топором и орудовал ловко, словно так и родился. Он хороший парень, сколько бы рук ни было, пригодится…
Сжигать останки драугров закончили только под вечер. Густой маслянистый дым тянулся от ям и сам по себе был хуже иприта. Он стелился над землей десятками жадных черных ручьев, распространяя по округе все тот же отвратительный смрад. Даже огонь не смог полностью очистить это. Толль израсходовал полдесятка баллонов огнесмеси к тяжелому «Грофу», но тщетно. С некоторым злорадством Дирк отметил, что дым стелется в сторону двести четырнадцатого полка.
Пусть воинство фон Мердера гадает, что за отвратительные ритуалы проводят тут мертвецы…
«Морриган» удалось вытащить из траншеи только после того, как командир транспортного отделения Бакке прислал два грузовика с лебедками. Тяжелый танк, отфыркиваясь, выбрался на поверхность и на буксире, стуча поврежденным двигателем, убрался в тыл, опасаясь французских корректировщиков.
До тех пор пока его не устроят на новой позиции в тылу и не замаскируют, тоттмейстер Бергер предпочел остаться в расположении взвода Йонера – инженерные укрепления «сердец» по-прежнему не знали себе равных.
Позже явился гонец от Зейделя – лейтенант хотел, по своему обыкновению, собрать командиров взводов на очередной инструктаж, но Дирк сказался занятым, а Зейдель не настаивал. Прошедшая ночь выдалась достаточно бурной, и командир отделения управления допустил послабление своим мертвецам.
По приказу тоттмейстера Бергера боевую тревогу не отменяли, все «Висельники» были облачены в полный доспех и передвигались с оружием. Это создало много проблем – пришлось в спешном порядке расширять траншеи, прокладывать новые ходы сообщений, разбирать старые перекрытия и убежища. Но это была та работа, которой мертвецы были рады. После ночного боя, когда приходилось отражать вал прущей мертвечины, после утомительной очистки позиций от гнилостных останков эта привычная работа помогала отдохнуть куда лучше, чем вынужденное безделье.
Настроение тоттмейстера Бергера переменилось к лучшему, и это немедленно ощутили все «Висельники». Он все еще был хмур и задумчив, но подавленность, владевшая им последние несколько дней, пропала. Рапорт Дирка о двух погибших он выслушал сдержано, даже меланхолично.
– Не переживайте, унтер, – сказал тоттмейстер Бергер под конец. – Смерть властвует над всеми нами, и никто из нас не властен над нею. В этих потерях нет вашей вины.
– Я не уследил за ними, мейстер.
– Тем ревностнее будете следить за прочими. Ступайте, унтер. Ефрейтор Мерц и рядовой Гюнтер сегодня отвоевали свое. Они сами выбрали свой способ закончить войну. А у меня нет времени скорбеть по этому поводу.
Тоттмейстер и в самом деле выглядел занятым. «Морриган», запечатанный в свой сверкающий металлический сосуд, то и дело диктовал ему донесения, смысла которых Дирк не понимал из-за шифра, сводки с разных участков фронта, записки, рапорты, донесения… Возможно, в этих бессмысленных отрывках и разрозненных цифрах было что-то важное, может, даже судьба «Веселых Висельников» или всей войны.
Дирк вернулся к своим «листьям», чтобы проверить караулы и отдать последние приказы. Новая ночь, уже залившая чернильным раствором бездонную небесную чашу, зажигала в своих непроглядных глубинах первые звезды, похожие на крошки стекла. Небо не обращало никакого внимания на копошившихся под ним мертвецов.
Дирк вернулся в штаб взвода «листьев».
В штабе оказалось пусто – Тоттлебен, Карл-Йохан и Клейн занимались своими делами, так что блиндаж был в распоряжении Дирка. Редкий час вечернего затишья – даже беспокойный перестук французских орудий стих – почему-то не приносил удовлетворения. Некстати вспомнился Мерц, его прямой искренний взгляд, манера держать голову чуть наклонив, последствие старой, еще прижизненной раны, густой раскатистый смех.