— Не знаю. Возможно, потому что вы пробуждаете во мне какие-то дремлющие инстинкты, — Пабло улыбнулся, — или потому, что в глубине души… Словом, не знаю, видимо я хотел бы быть тем, кого я играю. Однако никаких задатков для этого у меня нет! Будемте друзьями, это самое главное.
— Признаюсь, я в растерянности и жалею, что пришла. А пришла я только из-за вас. — Помолчав, Гленда спросила: — Почему бы вам не заняться другими гостями? Неужели вас так заинтересовала моя скромная персона?
— Вам неприятно, что мужчина заинтересовался вами?
— Неприятно, потому что это всегда кончается плохо.
— Вы пессимистка, Гленда. Но, прошу вас, съешьте что-нибудь и выпейте вина.
Гленда бросила нерешительный взгляд на тарелку и, поколебавшись, поставила её обратно.
15
Впрочем, через несколько минут, немного успокоившись, она всё же проглотила два кусочка индейки и половину пирожка, начинка которого показалась ей слишком острой. По настоянию Пабло выпила также глоток шампанского, со страхом думая о том, как это скажется назавтра.
Ортега между тем осушил третий бокал и собирался с духом сказать Гленде прямо, что он думает о её диссертации.
— Я жду откровенной критики. — Гленда скрестила руки, из предосторожности надавив на желудок, хотя ни боли, ни тошноты пока не было.
— Хорошо. — Пабло и сам не знал, почему ему доставляет удовольствие нападать на девушку. — Ваша диссертация абсолютно лишена исторической перспективы и изобилует неточностями.
Лицо Гленды напряглось, на лбу появились морщины, она будто каждой порой впитывала слова Пабло.
— Неточностями? Какими?
— Начать с того, что вы пользовались недостоверными источниками.
— Но основную информацию я получила в вашем посольстве!
— Именно поэтому я и считаю её недостоверной.
— Вы пьяны.
— Может быть, и тем не менее то, что я сейчас сказал, правда…
Гленда пристально изучала рисунок ковра.
— Конечно, в вашей диссертации есть и неоспоримые факты, — продолжал Пабло. — Сакраменто и в самом деле было открыто в 1525 году испанским капитаном Леандро Гарсиа Эскалой, находившимся на службе у завоевателя Франсиско Фернандо де Кордобы. Позднее Эскала основал Пуэрто Эсмеральду на северо-восточном побережье Сакраменто, и Серро-Эрмосо на центральном плато. Но легенда о золотистой пуме, якобы охранявшей вход в серебряные рудники, пожиравшей испанцев и щадившей туземцев, которым она будто бы лизала руки, не более правдоподобна, чем легенда о волчице, вскормившей Ромула и Рема.
— В книге, которую мне давал доктор Молина, говорится, что существование той пумы подтверждено документами колониальных времён, и что именно поэтому пума и поныне изображается на гербе Сакраменто.
— Поверьте мне — это миф.
Подперев голову, Гленда поставила локти на колени и взглянула на Пабло.
— Неужели невозможно спасти хотя бы часть из того, что я написала?
— Спасти надо вас.
— Ненавижу глупые шутки. Я говорю совершенно серьёзно. Диссертацию надо сдать в следующем месяце.
Пабло пожал плечами. Вино сделало его красноречивым; он словно парил в облаках. Общение с Глендой доставляло ему болезненное наслаждение, в котором было что-то садистское, хотя и не без примеси мазохизма.
— Та часть, где вы описываете освобождение Сакраменто от испанского ига, а также роль, которую наша страна играла в составе мексиканской империи Итурбиде и позднее в Центральноамериканской конфедерации, в общем правильна.
— Что же тогда вам представляется ошибочным?
— Всё остальное.
Гленда выпрямилась.
— Такой неопределённой критики я принять не могу. Укажите конкретные ошибки, процитируйте неправильные положения. Почему вы не принесли рукопись?
Во рту у неё был неприятный вкус от пряностей в начинке пирожка. Гленда открыла сумочку и положила в рот таблетку магнезии.
— Прежде всего, — сказал Пабло, закуривая вторую сигарету, — истинная история Сакраменто не так проста, как вы её изображаете, она намного интереснее и гуманнее той официальной версии, которую нам навязывают в учебниках.
— Я не понимаю, куда вы клоните…
— Как настоящая американка, которую с детства пичкают рассказами о бандитах и храбрых ковбоях, вы искали этих героев и этих бандитов и в истории моей страны. А дело совсем не так просто. Вы нарисовали картину крупными мазками, используя лишь несколько красок, и получился грубый плакат, лишённый оттенков.
Гленда растерянно покачала головой.
— Давайте говорить конкретнее. Права ли я в своей оценке дона Антонио Марии Чаморро? Разве он не был жестоким диктатором, правившим Сакраменто в течение четверти века?
Горячность девушки забавляла Пабло.
— В вашей работе дон Антонио Мария выглядит обыкновенным бандитом, грубым и невежественным. По крайней мере у меня сложилось такое впечатление.
— Кем же он был на самом деле? Святым? Учёным?
— Немного святым, немного учёным, но в основном невротиком.
Гленда нетерпеливо вздохнула и проглотила остатки пирожка.
— Я жду вашего толкования истории Сакраменто.